Page 30 - Евгения Гранде

дорогим из колониальных товаров, в его представлении сахар все еще стоил шесть франков за
фунт. Обыкновение экономить сахар, принятое во времена Империи, стало неискоренимою
привычкою для г-на Гранде. Все женщины, даже самые простоватые, умеют хитрить, чтобы
поставить на своем. Нанета оставила вопрос о сахаре, чтобы добиться печенья.
— Барышня! — закричала она в окошко. — Ведь хочется вам печенья?
— Нет, нет! — ответила Евгения.
— Ладно, Нанета, — сказал Гранде, услышав голос дочери, — держи!
Открыв ларь с мукой, он насыпал мерку и прибавил несколько унций масла к куску,
отрезанному раньше.
— Надо дров, чтобы духовку подтопить, — сказала неумолимая Нанета.
— Ну, так и быть, возьми сколько нужно, — отвечал он в раздумье, — только тогда уж
ты нам сделай торт с фруктами и свари в духовке весь обед: не придется разводить огонь в
двух местах.
— Эка! — возмутилась Нанета. — Не к чему мне это и говорить.
Гранде бросил на своего верного министра взгляд почти отеческий.
— Барышня, — закричала кухарка, — будет печенье!
Старик Гранде возвратился с фруктами и выложил первую тарелку на кухонный стол.
— Гляньте-ка, сударь, что за красота сапоги у вашего племянника, — сказала Нанета. —
Кожа-то какова и до чего хорошо пахнет! А чем это чистят? Нужно ли их смазывать вашей
яичной ваксой?
— Думаю, Нанета, что яичной ваксой можно такую кожу испортить. Лучше скажи ему,
что ты не знаешь, как чистят сафьян. Да, это сафьян. Он сам купит в Сомюре и даст тебе, чем
начищать эти сапоги. Я слыхал, будто для них в ваксу прибавляют сахару, чтобы лучше
блестело.
— Так верно, это и на вкус хорошо! — сказала служанка, поднося сапоги к носу. — Ну,
ну! Они пахнут, как барынин одеколон. Вот так потеха!
— Потеха? — повторил хозяин. — По-твоему, потеха просаживать на сапоги уйму
денег. Тот, кто их носит, сам таких денег не стоит.
— Сударь, — сказала она, когда хозяин пришел второй раз, уже заперев калитку
фруктового сада, — не хотите ли раз-другой в неделю подать к столу бульон — по случаю
приезда…
— Ладно.
— Придется сбегать в мясную.
— Вовсе не надо: ты сваришь нам бульон из птицы, фермеры зададут тебе работы. Вот я
скажу Корнуайе настрелять мне воронов. Из воронов выходит лучший бульон на свете.
— А правда, сударь, будто вороны едят мертвецов?
— Ты дура, Нанета! Они, как и все на свете, едят, что найдут. Разве мы-то не живем
мертвецами? А наследство что такое?
Закончив распоряжения, папаша Гранде вынул часы и, видя, что завтрака еще ждать
полчаса, взял шляпу, пошел к дочери поцеловать ее и сказал:
— Не хочешь ли прогуляться по берегу Луары на мои луга? У меня там есть дело.
Евгения пошла надеть соломенную шляпу, подбитую розовой тафтой; затем отец с
дочерью спустились по извилистой улице к площади.
— Куда это вы в такую рань? — спросил нотариус Крюшо, повстречавшийся Гранде.
— Кое-что посмотреть, — отвечал старик, которого не ввела в обман утренняя прогулка
приятеля.
Когда папаша Гранде шел «кое-что посмотреть», нотариус по опыту знал, что тут можно
кое-что заработать. И он пошел вместе с Гранде.
— Пойдемте, Крюшо, — сказал тот нотариусу. — Мы с вами друзья. Вот я вам докажу,
до чего глупо сажать тополя на хороших землях.
— А вы ни во что считаете шестьдесят тысяч франков, которые вы выручили за тополя с
ваших лугов на Луаре? — сказал Крюшо, недоуменно вытаращив глаза. — И повезло же вам!