Page 5 - Евгения Гранде

теперь и насмешки и шутки иссякли. Что бы ни делал г-н Гранде, авторитет его был
непререкаем. Его речь, одежда, жесты, мигание его глаз были законом для всей округи, где
всякий, предварительно изучив его, как натуралист изучает действия инстинкта у животных,
мог познать всю глубокую и безмолвную мудрость его ничтожнейших движений.
— Суровая будет зима, — говорили люди, — папаша Гранде надел меховые перчатки.
Нужно убирать виноград.
— Папаша Гранде берет много бочарных досок, — быть в этом году вину.
Г-н Гранде никогда не покупал ни мяса, ни хлеба. Его фермеры-испольщики привозили
ему каждую неделю достаточный запас каплунов, цыплят, яиц, масла и пшеницы. У него была
мельница; арендатор обязан был, помимо договорной платы, приезжать за определенным
количеством зерна, смолоть его и привезти муку и отруби. Нанета-громадина, его
единственная прислуга, хотя была уже не молода, каждую субботу сама пекла хлеб для семьи.
Г-н Гранде уговорился со своими съемщиками-огородниками, чтобы они снабжали его
овощами. А что касается фруктов, то он собирал их так много, что значительную часть
отправлял продавать на рынок. На дрова он рубил сухостой в своих живых изгородях или
пользовался старыми, полусгнившими пнями, корчуя их по краям своих полей; его фермеры
безвозмездно привозили ему в город дрова уже распиленными, из любезности складывали их
в сарай и получали словесную благодарность. Расходовал он деньги, как то известно было
всем, только на освященный хлеб, на одежду жене и дочери и на оплату их стульев в церкви,
на освещение, на жалованье Нанете, на лужение кастрюль, на налоги, на ремонт построек и
издержки по своим предприятиям. У него было шестьсот арпанов лесу, недавно купленного;
надзор за ним Гранде поручил соседскому сторожу, пообещав ему за это вознаграждение.
Только после приобретения лесных угодий к столу у него стали подавать дичь. В обращении
он был чрезвычайно прост, говорил мало и обычно выражал свои мысли короткими
поучительными фразами, произнося их вкрадчивым голосом. Со времени революции, когда
Гранде привлек к себе внимание, он стал утомительнейшим образом заикаться, как только ему
приходилось долго говорить или выдерживать спор. Косноязычие, несвязность речи, поток
слов, в котором он топил свою мысль, явный недостаток логики, приписываемый отсутствию
образования, — все это подчеркивалось им и будет в должной мере объяснено некоторыми
происшествиями этой истории. Впрочем, четыре фразы, точные, как алгебраические
формулы, обычно помогали ему соображать и разрешать всевозможные затруднения в жизни
и торговле: «Не знаю. Не могу. Не хочу. Посмотрим». Он никогда не говорил ни да, ни нет и
никогда не писал. Если ему что-нибудь говорили, он слушал хладнокровно, поддерживая
подбородок правой рукой и опершись локтем на ладонь левой руки, и о каждом деле составлял
себе мнение, которого уже не изменял. Он длительно обдумывал даже самые мелкие сделки.
Когда, после хитрого разговора, собеседник, уверенный, что держит его в руках, выдавал ему
тайну своих намерений, Гранде отвечал:
— Ничего не могу решить, пока с женой не посоветуюсь.
Его жена, доведенная им до полного рабства, была для него в делах самой удобной
ширмой. Он никогда ни к кому не ходил и к себе не приглашал, не желая устраивать званых
обедов; никогда не производил никакого шума и, казалось, экономил на всем, даже на
движениях. У чужих он ни к чему не притрагивался из укоренившегося в нем почтения к
собственности. Тем не менее наперекор вкрадчивости голоса, наперекор осмотрительной
манере держаться у него прорывались выражения и замашки бочара, особенно когда он был
дома, где сдерживал себя меньше, чем в любом другом месте. По внешности Гранде был
мужчина в пять футов ростом, коренастый, плотный, с икрами ног по двенадцати дюймов в
окружности, с узловатыми суставами и широкими плечами; лицо у него было круглое,
топорное, рябое; подбородок прямой, губы без всякого изгиба, а зубы очень белые; выражение
глаз спокойное и хищное, какое народ приписывает василиску; лоб, испещренный
поперечными морщинами, не без характерных бугров, волосы — рыжеватые с проседью —
золото и серебро, как говорил кое-кто из молодежи, еще не зная, что значит подшучивать над
г-ном Гранде. На носу у него, толстом к концу, была шишка с кровяными жилками, которую