Page 19 - Герой нашего времени

признаться, меня вот что печалит: она перед смертью ни разу не вспомнила обо мне; а кажется,
я ее любил как отец… ну да бог ее простит!.. И вправду молвить: что ж я такое, чтоб обо мне
вспоминать перед смертью?
Только что она испила воды, как ей стало легче, а минуты через три она скончалась.
Приложили зеркало к губам – гладко!.. Я вывел Печорина вон из комнаты, и мы пошли на
крепостной вал; долго мы ходили взад и вперед рядом, не говоря ни слова, загнув руки на
спину; его лицо ничего не выражало особенного, и мне стало досадно: я бы на его месте умер с
горя. Наконец он сел на землю, в тени, и начал что-то чертить палочкой на песке. Я, знаете,
больше для приличия хотел утешить его, начал говорить; он поднял голову и засмеялся… У
меня мороз пробежал по коже от этого смеха… Я пошел заказывать гроб.
Признаться, я частию для развлечения занялся этим. У меня был кусок термаламы, я
обил ею гроб и украсил его черкесскими серебряными галунами, которых Григорий
Александрович накупил для нее же.
На другой день рано утром мы ее похоронили за крепостью, у речки, возле того места,
где она в последний раз сидела; кругом ее могилки теперь разрослись кусты белой акации и
бузины. Я хотел было поставить крест, да, знаете, неловко: все-таки она была не христианка…
– А что Печорин? – спросил я.
– Печорин был долго нездоров, исхудал, бедняжка; только никогда с этих пор мы не
говорили о Бэле: я видел, что ему будет неприятно, так зачем же? Месяца три спустя его
назначили в Е…й полк, и он уехал в Грузию. Мы с тех пор не встречались, да помнится, кто-то
недавно мне говорил, что он возвратился в Россию, но в приказах по корпусу не было.
Впрочем, до нашего брата вести поздно доходят.
Тут он пустился в длинную диссертацию о том, как неприятно узнавать новости годом
позже – вероятно, для того, чтоб заглушить печальные воспоминания.
Я не перебивал его и не слушал.
Через час явилась возможность ехать; метель утихла, небо прояснилось, и мы
отправились. Дорогой невольно я опять завел речь о Бэле и о Печорине.
– А не слыхали ли вы, что сделалось с Казбичем? – спросил я.
– С Казбичем? А, право, не знаю… Слышал я, что на правом фланге у шапсугов есть
какой-то Казбич, удалец, который в красном бешмете разъезжает шажком под нашими
выстрелами и превежливо раскланивается, когда пуля прожужжит близко; да вряд ли это тот
самый!..
В Коби мы расстались с Максимом Максимычем; я поехал на почтовых, а он, по причине
тяжелой поклажи, не мог за мной следовать. Мы не надеялись никогда более встретиться,
однако встретились, и, если хотите, я расскажу: это целая история… Сознайтесь, однако ж, что
Максим Максимыч человек достойный уважения?.. Если вы сознаетесь в этом, то я вполне
буду вознагражден за свой, может быть, слишком длинный рассказ.

II. Максим Максимыч

Расставшись с Максимом Максимычем, я живо проскакал Терекское и Дарьяльское
ущелья, завтракал в Казбеке, чай пил в Ларсе, а к ужину поспел в Владыкавказ. Избавлю вас от
описания гор, от возгласов, которые ничего не выражают, от картин, которые ничего не
изображают, особенно для тех, которые там не были, и от статистических замечаний, которые
решительно никто читать не станет.
Я остановился в гостинице, где останавливаются все проезжие и где между тем некому
велеть зажарить фазана и сварить щей, ибо три инвалида, которым она поручена, так глупы
или так пьяны, что от них никакого толка нельзя добиться.
Мне объявили, что я должен прожить тут еще три дня, ибо «оказия» из Екатеринограда
еще не пришла и, следовательно, отправляться обратно не может. Что за оказия!.. но дурной
каламбур не утешение для русского человека, и я, для развлечения вздумал записывать
рассказ Максима Максимыча о Бэле, не воображая, что он будет первым звеном длинной цепи