Page 23 - Герой нашего времени

– Мне пора, Максим Максимыч, – был ответ.
– Боже мой, боже мой! да куда это так спешите?.. Мне столько бы хотелось вам
сказать… столько расспросить… Ну что? в отставке?.. как?.. что поделывали?..
– Скучал! – отвечал Печорин, улыбаясь.
– А помните наше житье-бытье в крепости? Славная страна для охоты!.. Ведь вы были
страстный охотник стрелять… А Бэла?..
Печорин чуть-чуть побледнел и отвернулся…
– Да, помню! – сказал он, почти тотчас принужденно зевнув…
Максим Максимыч стал его упрашивать остаться с ним еще часа два.
– Мы славно пообедаем, – говорил он, – у меня есть два фазана; а кахетинское здесь
прекрасное… разумеется, не то, что в Грузии, однако лучшего сорта… Мы поговорим… вы
мне расскажете про свое житье в Петербурге… А?
– Право, мне нечего рассказывать, дорогой Максим Максимыч… Однако прощайте, мне
пора… я спешу… Благодарю, что не забыли… – прибавил он, взяв его за руку.
Старик нахмурил брови… он был печален и сердит, хотя старался скрыть это.
– Забыть! – проворчал он, – я-то не забыл ничего… Ну, да бог с вами!.. Не так я думал с
вами встретиться…
– Ну полно, полно! – сказал Печорин. обняв его дружески, – неужели я не тот же?.. Что
делать?.. всякому своя дорога… Удастся ли еще встретиться, – бог знает!.. – Говоря это, он
уже сидел в коляске, и ямщик уже начал подбирать вожжи.
– Постой, постой! – закричал вдруг Максим Максимыч, ухватясь за дверцы коляски, –
совсем было позабыл… У меня остались ваши бумаги, Григорий Александрович… я их
таскаю с собой… думал найти вас в Грузии, а вот где бог дал свидеться… Что мне с ними
делать?..
– Что хотите! – отвечал Печорин. – Прощайте…
– Так вы в Персию?.. а когда вернетесь?.. – кричал вслед Максим Максимыч…
Коляска была уж далеко; но Печорин сделал знак рукой, который можно было перевести
следующим образом: вряд ли! да и зачем?..
Давно уж не слышно было ни звона колокольчика, ни стука колес по кремнистой
дороге, – а бедный старик еще стоял на том же месте в глубокой задумчивости.
– Да, – сказал он наконец, стараясь принять равнодушный вид, хотя слеза досады по
временам сверкала на его ресницах, – конечно, мы были приятели, – ну, да что приятели в
нынешнем веке!.. Что ему во мне? Я не богат, не чиновен, да и по летам совсем ему не пара…
Вишь, каким он франтом сделался, как побывал опять в Петербурге… Что за коляска!..
сколько поклажи!.. и лакей такой гордый!.. – Эти слова были произнесены с иронической
улыбкой. – Скажите, – продолжал он, обратясь ко мне, – ну что вы об этом думаете?.. ну,
какой бес несет его теперь в Персию?.. Смешно, ей-богу, смешно!.. Да я всегда знал, что он
ветреный человек, на которого нельзя надеяться… А, право, жаль, что он дурно кончит… да и
нельзя иначе!.. Уж я всегда говорил, что нет проку в том, кто старых друзей забывает!.. – Тут
он отвернулся, чтоб скрыть свое волнение, пошел ходить по двору около своей повозки,
показывая, будто осматривает колеса, тогда как глаза его поминутно наполнялись слезами.
– Максим Максимыч, – сказал я, подошедши к нему, – а что это за бумаги вам оставил
Печорин?
– А бог его знает! какие-то записки…
– Что вы из них сделаете?
– Что? а велю наделать патронов.
– Отдайте их лучше мне.
Он посмотрел на меня с удивлением, проворчал что-то сквозь зубы и начал рыться в
чемодане; вот он вынул одну тетрадку и бросил ее с презрением на землю; потом другая,
третья и десятая имели ту же участь: в его досаде было что-то детское; мне стало смешно и
жалко…
– Вот они все, – сказал он, – поздравляю вас с находкою…