Page 740 - Мертвые души
P. 740
оглашённая соловьями, громкопевно высвистывавшими из глубины зеленолиственных чащей.
После “вершины дерев” начато: откуда
Так и Чичикову заметилось ~ соловьями, громкопевно высвистывавшими из глубины
зеленолиственных чащей.
сладкопевно
“Невероятно. Если бы тысячи, но миллионы…”
Слова “Невероятно. Если бы” написаны поверх карандашного текста: Говорите <?>, а
как-то невероятно
Другой не подымет: всякому не по силам, нет соперников. Радиус велик, говорю: что ни
захватит — вдвое или втрое противу <самого себя>. А с тысячи что? Десятый, двадцатый
процент”.
Текст “нет соперников ~ процент” написан поверх карандашного текста, не
поддающегося прочтению.
Заметив, что в самом деле пора на ночлег, он растолкал Платонова, сказавши: “полно
тебе храпеть”, и пожелал Чичикову спокойной ночи.
“Полно тебе храпеть”, сказал он, растолкав его; тот проснув<шись> глядел на него в оба
глаза
Десять тысяч у него было; пятнадцать тысяч предполагал он попробовать занять у
Костанжогло, так как он сам объявил уже, что готов помочь всякому желающему разбогатеть;
остальные — как-нибудь, или заложивши в ломбард, или так просто, заставивши ждать. Ведь
и это можно: ступай, возись по судам, если есть охота.
Текст “остальные ~ возись” написан поверх карандашного наброска, не поддающегося
прочтению.
Всё было просто и так умно.
Всё было просто умно
Всё было так устроено, что шло само собой.
Вероятно, после текста “шло само собой” намечена вставка карандашом (на обороте
листа рукописи): Скотные дворы и загоны так были устроены в разных местах, что земля <?>
унавоживалась сама, собой <2 нрзб.>
Ни минуты времени не терялось даром, ни малейшей неисправности не случалось у
поселянина.
После “не терялось даром” начато: Ничто не оборва<лось>
Ни минуты времени не терялось даром, ни малейшей неисправности не случалось у
поселянина.
у мужика
Не могло не поразить даже и Чичикова, как много наделал этот человек ти<хо>, без
шуму, не сочиняя проектов и трактатов о доставлении благополучия всему челов<ечеству>, и
как пропадает без плодов жизнь столичного жителя, шаркат<еля> по паркетам и любезника
гостиных или прожектера, в своем закутке диктующего предписания в отда<ленном> углу
государст<ва>.
трактатов о сча<стии>