Page 12 - Мои университеты

тонкий голос.
Эта девушка разглядывала меня каким-то невыносимым взглядом, что-то
проницательно читающее видел я в синих глазах. С такой девушкой я не мог не умел -
говорить. И молчал, рассматривая портреты Герцена, Дарвина, Гарибальди.
Из лавки выскочил подросток одних лет со мною, белобрысый, с наглыми глазами, он
исчез в кухне, крикнув ломким голосом:
- Ты зачем вылезла, Марья?
- Это мой младший брат, - Алексей, - сказала девушка. - А я - учусь на акушерских
курсах, да вот, захворала. Почему вы молчите? Вы - застенчивый?
Пришел Андрей Деренков, сунув за пазуху свою сухую руку, молча погладил сестру по
мягким волосам, растрепал их и стал спрашивать - какую работу я ищу?
Потом явилась рыжекудрая, стройная девица с зеленоватыми глазами, строго
посмотрела на меня и, взяв белую девушку под руки, увела ее, сказав:
- Довольно, Марья!
Имя не шло девушке, было грубо для нее.
Я тоже ушел, странно взволнованный, а через день, вечером, снова сидел в этой комнате,
пытаясь понять - как и чем живут в ней? Жили - странно.
Милый, кроткий старик Степан Иванович, беленький и как бы прозрачный, сидел в
уголке и смотрел оттуда, шевеля темными губами, тихо улыбаясь, как будто просил:
- Не трогайте меня!
В нем жил заячий испуг, тревожное предчувствие несчастия, - что было ясно мне.
Сухорукий Андрей, одетый в серую куртку, замазанную на груди маслом и мукою до
твердости древесной коры, ходил по комнате как-то боком, виновато улыбаясь, точно
ребенок, которому только что простили какую-то шалость. Ему помогал торговать Алексей -
ленивый, грубый парень. Третий брат - Иван, учился в Учительском институте и, живя там в
интернате, бывал дома только по праздникам, - это был маленький, чисто одетый, гладко
причесанный человечек, похожий на старого чиновника. Больная Мария жила где-то на
чердаке и редко спускалась вниз, а когда она приходила, я чувствовал себя неловко, точно
меня связывало невидимыми путами.
Хозяйство Деренковых вела сожительница домохозяина-скопца, высокая худощавая
женщина с лицом деревянной куклы и строгими глазами злой монахини. Тут же вертелась ее
дочь, рыжая Настя, - когда она смотрела зелеными глазами на мужчин - ноздри ее острого носа
вздрагивали.
Но действительными хозяевами в квартире Деренковых были студенты Университета,
Духовной академии, Ветеринарного института, - шумное сборище людей, которые жили в
настроении забот о русском народе, в непрерывной тревоге о будущем России. Всегда
возбужденные статьями газет, выводами только что прочитанных книг, событиями в жизни
города и университета, они по вечерам сбегались в лавочку Деренкова со всех улиц Казани для
яростных споров и тихого шопота по углам. Приносили с собою толстые книги и, тыкая
пальцами в страницы их, кричали друг на друга, утверждая истины, кому какая нравилась.
Разумеется, я плохо понимал эти споры, истины терялись для меня в обилии слов, как
звездочки жира в жидком супе бедных. Некоторые студенты напоминали мне стариков
начетчиков сектантского Поволжья, но я понимал, что вижу людей, которые готовятся
изменить жизнь к лучшему, и хотя искренность их захлебывалась в бурном потоке слов, но -
не тонула в нем. Задачи, которые они пытались решать, были ясны мне, и я чувствовал себя
лично заинтересованным в удачном решении этих задач. Часто мне казалось, что в словах
студентов звучат немые думы, и я относился к этим людям почти восторженно, как пленник,
которому обещают свободу.
Они смотрели на меня точно столяры на кусок дерева, из которого можно сделать не
совсем обыкновенную вещь.
- Самородок! - рекомендовали они меня друг другу с такой же гордостью, с какой
уличные мальчишки показывают один другому медный пятак, найденный на мостовой. Мне