Page 15 - Мои университеты

говорил этим людям, но, разумеется, все, что могло внушить им надежду на возможность
иной, более легкой и осмысленной жизни. Иногда это удавалось мне, и, видя как опухшие
лица освещаются человеческой печалью, а глаза вспыхивают обидой и гневом, - я чувствовал
себя празднично и с гордостью думал, что "работаю в народе", "просвещаю" его.
Но, разумеется, чаще приходилось мне испытывать мое бессилие, недостаток знаний,
неумение ответить даже на простейшие вопросы жизни, быта. Тогда я чувствовал себя
сброшенным в темную яму, где люди копошатся, как слепые черви, стремясь только забыть
действительность и находя это забвение в кабаках, да в холодных объятиях проституток.
Посещение публичных домов было обязательно каждый месяц в день получки
заработка; об этом удовольствии мечтали вслух за неделю до счастливого дня, а прожив его -
долго рассказывали друг другу об испытанных наслаждениях. В этих беседах цинически
хвастались половой энергией, жестоко глумились над женщинами, говорили о них брезгливо
отплевываясь.
Но - странно! - за всем этим я слышал - мне чудилось - печаль и стыд. Я видел, что в
"домах утешения", где за рубль можно было купить женщину на всю ночь, мои товарищи вели
себя смущенно, виновато, - это казалось мне естественным. А некоторые из них держались
слишком развязно, с удальством, в котором я чувствовал нарочитость и фальшь. Меня жутко
интересовало отношение полов, и я наблюдал за этим с особенной остротою. Сам я еще не
пользовался ласками женщины, и это ставило меня в неприятную позицию: надо мною зло
издевались и женщины, и товарищи. Скоро меня перестали приглашать в "дома утешения",
заявив откровенно:
- Ты, брат, с нами не ходи.
- Почему?
- Так, уж! Не хорошо с тобой.
Я цепко ухватился за эти слова, чувствуя в них что-то важное для меня, но не получил
объяснения более толкового.
- Экой, ты! Сказано тебе - не ходи. Скушно с тобой...
И только Артем сказал, усмехаясь:
- Вроде, как при попе, али при отце.
Девицы сначала высмеивали мою сдержанность, потом стали спрашивать с обидой:
- Брезгуешь?
Сорокалетняя "девушка" пышная и красивая полька Тереза Борута "экономка", глядя на
меня умными глазами породистой собаки, сказала:
- Оставимте ж его, подруги, - у него обязательно невеста есть - да? Такой силач
обязательно невестой держится, больше ничем.
Алкоголичка, она пила запоем и пьяная была неописуемо отвратительна, а в трезвом
состоянии удивляла меня вдумчивым отношением к людям и спокойным исканием смысла в
их деяниях.
- Самый же непонятный народ - это обязательно студенты Академии, да! рассказывала
она моим товарищам. - Они такое делают с девушками: велят помазать пол мылом, поставят
голую девушку на четвереньки, руками - ногами на тарелки и толкают ее в зад - далеко ли
уедет по полу? Так - одну, так и другую. Вот. Зачем это?
- Ты врешь! - сказал я.
- Ой, нет! - воскликнула Тереза не обижаясь, спокойно, и в спокойствии этом было
что-то подавляющее.
- Ты выдумала это.
- Как же такое можно выдумать девушке? Разве я - сумасшедшая? спросила она,
вытаращив глаза.
Люди прислушивались к нашему спору с жадным вниманием, а Тереза все рассказывала
об играх гостей бесстрастным тоном человека, которому нужно только одно: понять - зачем
это?
Слушатели с отвращением отплевывались, дико ругали студентов, а я, видя, что Тереза