Page 17 - Мои университеты

- На Булаке, - бормотал он, вздрагивая. - На Булаке... там - бани, дом...
Шагал он неверно, сбивчиво и мешал мне итти; я слышал, как стучали его зубы:
- Си тю савэ, - бормотал он, толкая меня.
- Что вы говорите?
Он остановился, поднял руку и сказал внятно, - с гордостью, как показалось мне:
- Си тю савэ у же те мен...*
И сунул пальцы руки в рот себе, качаясь, почти падая. Присев, я взял его на спину себе и
понес, а он, упираясь подбородком в череп мой, ворчал:
- Си тю савэ у... Но я замерзаю, о, боже...
---------------* Если бы ты знал, куда я тебя веду... (Франц.)
На Балаке я с трудом добился у него - в каком доме он бивет; наконец, мы влезли в сени
маленького флигеля, спрятанного в глубине двора и вихрях снега. Он нащупал дверь,
осторожно постучал и зашипел:
- Шш! Тише...
Дверь открыла женщина в красном капоте, с зажженой свечей в руке; уступив нам
дорогу, она молча отошла в сторону и, вынув откуда-то лорнет, стала рассматривать меня.
Я сказал ей, что у человека, кажется, застыли руки и его необходимо раздеть, уложить в
постель.
- Да? - спросила она звучно и молодо.
- Руки нужно опустить в холодную воду...
Она молча указала лорнетом в угол, там, на мольберте стояла картина, река, деревья. Я
удивленно взглянул в лицо женщины странно неподвижное, а она отошла в угол комнаты, к
столу, на котором горела лампа под розовым абажуром, села там и, взяв со стола валета
червей, стала рассматривать его.
- У вас нет водки? - громко спросил я. Она не ответила, раскладывая по столу карты.
Человек, которого я привел, сидел на стуле, низко наклонив голову, свесив вдоль туловища
красные руки. Я положил его на диван и стал раздевать, ничего не понимая, живя как во сне.
Стена предо мною, над диваном была сплошь покрыта фотографиями, среди них тускло
светился золотой венок в белых бантах ленты, на конце ее золотыми буквами было
напечатано:
"Несравненной Джильде".
- Чорт побери - тише! - застонал человек, когда я начал растирать его руки.
Женщина озабоченно и молча раскладывала карты. Лицо у нее остроносое, птичье, его
освещают большие, неподвижные глаза. Вот она руками девочки-подростка взбила седые
свои волосы, пышные, точно парик, и спросила тихо, но звучно:
- Ты видел Мишу, Жорж?
Жорж оттолкнул меня, быстро сел и торопливо сказал:
- Но, ведь, он уехал в Киев...
- Да, в Киев, - повторила женщина, не отводя глаз от карт, и я заметил, что голос ее
звучит однотонно, не выразительно.
- Он скоро приедет...
- Да?
- О, да! Скоро.
- Да? - повторила женщина.
Полураздетый Жорж соскочил на пол и в два прыжка встал на колено у ног женщины,
говоря ей что-то по-французски.
- Я спокойна, - по-русски ответила она.
- Я - заплутался, знаешь? Метель, страшный ветер, я думал замерзну. Мы немного пили,
- торопливо рассказывал Жорж, гладя ее руку, лежавшую на колене. Ему было лет сорок,
красное толстогубое лицо его с черными усами казалось испуганным, тревожным, он крепко
потирал седую щетину волос на своем круглом черепе и говорил все более трезво.
- Мы завтра едем в Киев, - сказала женщина, не то - спрашивая, не то утверждая.