Page 22 - Мои университеты

(Прим. автора.)
- Косы ей драли мало, девице этой, - говорит Лутонин, и вслед за этим сообщает:
- Ловлю, будто, я карасей в пруде, вдруг - полицейский: стой, как ты смеешь? Бежать
некуда, нырнул я в воду и - проснулся.
Но, хотя действительность протекала где-то за пределами его внимания, - он скоро
почувствовал, что в булочной есть что-то необычайное: в магазине торгуют девицы,
неспособные к этому делу, читающие книжки - сестра хозяина и подруга ее, большая,
розовощекая, с ласковыми глазами. Приходят студенты, долго сидят в комнате за магазином, и
кричат или шепчутся о чем-то. Хозяин бывает редко, а я - "подручный" - являюсь, как будто,
управляющим булочной.
- Родственник ты хозяину? - спрашивает Лутонин. - А, может, он тебя в зятья прочит?
Нет. Смешно. А - зачем студенты шляются? Для барышень... Н-да. Ну, это может быть... Хотя
барышни незначительно вкусно-красивы... Студентишки-то, наверно, больше - едят булки,
чем для барышень стараются...
Почти ежедневно в пять, шесть часов утра, на улице, у окна пекарни является
коротконогая девушка; сложенная из полушарий различных размеров, она похожа на мешок
арбузов. Спустив голые ноги в яму перед окном, она, позевывая, зовет:
- Ваня!
На голове у нее пестрый платок, из-под него выбиваются курчавые, светлые волосы,
осыпая мелкими колечками ее красные, мячами надутые щеки, низенький лоб, щекоча
полусонные глаза. Она лениво отмахивает волосы с лица маленькими руками, пальцы их
забавно растопырены, точно у новорожденного ребенка. Интересно - о чем можно говорить с
такой девицей. Я бужу пекаря, он спрашивает ее:
- Пришла?
- Видишь.
- Спала?
- Ну, а как же?
- Что видела во сне?
- Не помню...
Тихо в городе. Впрочем - где-то шаркает метла дворника, чирикают только что
проснувшиеся воробьи. В стекла окон упираются тепленькие лучи восходящего солнца. Очень
приятны мне эти задумчивые начала дней. Вытянув в окно волосатую руку, пекарь щупает
ноги девицы, она подчиняется исследованию равнодушно, без улыбки, мигая овечьими
глазами.
- Пешков, вынимай сдобное, пора.
Я вынимаю из печи железные листы, пекарь хватает с них десяток плюшек, слоек, саек,
бросая их в подол девушке, а она, перебрасывая горячую плюшку с ладони на ладонь, кусает
ее желтыми зубами овцы, обжигается и сердито стонет, мычит.
Любуясь ею, пекарь говорит:
- Опусти подол, бесстыдница...
А когда она уходит, он хвастается предо мною:
- Видал? Как ярочка, вся в кудряшках. Я, брат, чистоплотный: с бабами не живу, только с
девицами. Это у меня - тринадцатая. Никифорычу - крестная дочь.
Слушая его восторги, я думаю:
- И мне - так жить?
Вынув из печи весовой белый хлеб, я кладу на длинную доску десять, двенадцать
короваев, и поспешно несу их в лавочку Деренкова, а возвратясь назад, набиваю двухпудовую
корзину булками и сдобными, и бегу в Духовную академию, чтоб поспеть к утреннему чаю
студентов. Там, в обширной столовой, стою у двери, снабжая студентов булками "на книжку"
и "за наличный расчет", - стою и слушаю их споры о Толстом; - один из профессоров академии
- Гусев - яростный враг Льва Толстого. Иногда у меня в корзине под булками лежат книжки, я
должен незаметно сунуть их в руки того или другого студента, иногда - студенты прячут