Page 56 - Мои университеты
P. 56

с горы, как на чёрной - или посеребрённой луною - реке мелькает чечевица лодки, летает над
               нею  огонёк  фонаря,  привлекая  внимание  капитана  парохода,  -  смотрел  и  чувствовал  себя
               участником великого, тайного дела.
                     Приезжала из города Мария Деренкова, но я уже не нашёл в её взгляде того, что смущало
               меня,  -  глаза  её  показались  мне  глазами  девушки,  которая  счастлива  сознанием  своей
               миловидности и рада, что за нею ухаживает большой, бородатый человек. Он говорил с нею
               так же спокойно и немножко насмешливо, как со всеми, только бороду поглаживал чаще, да
               глаза его сияли теплее. А её тонкий голосок звучал весело, она была одета в голубое платье,
               голубая  лента  на  светлых  волосах.  Детские  руки  её  были  странно  беспокойны  как  будто
               искали, за что бы схватиться? Она почти непрерывно напевала что-то, не открывая рта, и
               обмахивала  платочком  розоватое,  тающее  лицо.  Было  в  ней  что-то  волновавшее  меня
               по-новому, неприязненно и сердито. Я старался возможно меньше видеть её.
                     В средине июля пропал Изот. Заговорили, что он утонул и дня через два подтвердилось:
               верстах  в  семи  ниже  села  к  луговому  берегу  прибило  его  лодку  с  проломленным  дном  и
               разбитым бортом. Несчастие объяснили тем, что Изот, вероятно, заснул на реке и лодку его
               снесло на пыжи трёх барж, стоявших на якорях, верстах в пяти ниже села.
                     Ромась был в Казани, когда случилось это. Вечером ко мне в лавку пришёл Кукушкин,
               уныло сел на мешки, помолчал, глядя на ноги себе, потом, закуривая, спросил:
                     - Когда Хохол воротится?
                     - Не знаю.
                     Он  начал  крепко  растирать  ладонью  битое  своё  лицо,  тихонько  ругаясь  матерными
               словами, рыча, как подавившийся костью.
                     - Что ты?
                     Он взглянул на меня, кусая губы. Глаза его покраснели, челюсть дрожала. Видя, что он
               не может говорить, я тревожно ждал чего-то печального. Наконец, выглянув на улицу, он с
               трудом выговорил, заикаясь:
                     - Ездил я с Мигуном. Лодку смотрели Изотову. Топором дно-то прорублено - понял?
               Значит - убит Изотушка! Не иначе...
                     Встряхивая головою, он стал нанизывать матерные слова одно на другое, всхлипывал
               сухим, горячим звуком, а потом, замолчав, начал креститься. Нестерпимо было видеть, как
               этот мужик хочет заплакать и - не может, не умеет, дрожит весь, задыхаясь в злобе и печали.
               Вскочил и ушёл, встряхивая головою.
                     На  другой  день  вечером  мальчишки,  купаясь,  увидали  Изота  под  разбитой  баржею,
               обсохшей  на  берегу  немного  выше  села.  Половина  днища  баржи  была  на  камнях  берега,
               половина  -  в  воде,  а  под  нею,  у  кормы,  зацепившись  за  изломанные  полости  руля,
               распласталось, вниз лицом, длинное тело Изота с разбитым, пустым черепом, - вода вымыла
               мозг из него. Рыбака ударили сзади, затылок его был точно стёсан топором. Течение колебало
               Изота, забрасывая ноги его к берегу, двигая руками рыбака, казалось, что он напрягает силы
               свои, пытаясь выкарабкаться на берег.
                     Угрюмо, сосредоточенно на берегу стояло десятка два мужиков-богачей, бедняки ещё не
               воротились с поля. Суетился, размахивая посошком, вороватый, трусливый староста, шмыгал
               носом и отирал его рукавом розовой рубахи. Широко расставив ноги, выпятив живот, стоял
               кряжистый лавочник Кузьмин, глядя - по очереди - на меня и Кукушкина. Он грозно нахмурил
               брови, но его бесцветные глаза слезились и рябое лицо показалось жалким.
                     - Ой, озорство! - причитал староста, семеня кривыми ногами. - Ох, мужики, нехорошо!
                     Дородная  молодуха,  сноха  его,  сидя  на  камне,  тупо  смотрела  в  воду  и  крестилась
               дрожащей рукой, губы её шевелились, и нижняя, толстая, красная, как-то неприятно, точно у
               собаки, отвисала, обнажая  жёлтые  зубы  овцы.  С  горы цветными  комьями  катились  девки,
               ребятишки, поспешно шагали пыльные мужики. Толпа осторожно и негромко гудела:
                     - Занозистый был мужик.
                     - Чем это?
                     - Это вон Кукушкин занозист...
   51   52   53   54   55   56   57   58   59   60   61