Page 56 - Мои университеты
P. 56
с горы, как на чёрной - или посеребрённой луною - реке мелькает чечевица лодки, летает над
нею огонёк фонаря, привлекая внимание капитана парохода, - смотрел и чувствовал себя
участником великого, тайного дела.
Приезжала из города Мария Деренкова, но я уже не нашёл в её взгляде того, что смущало
меня, - глаза её показались мне глазами девушки, которая счастлива сознанием своей
миловидности и рада, что за нею ухаживает большой, бородатый человек. Он говорил с нею
так же спокойно и немножко насмешливо, как со всеми, только бороду поглаживал чаще, да
глаза его сияли теплее. А её тонкий голосок звучал весело, она была одета в голубое платье,
голубая лента на светлых волосах. Детские руки её были странно беспокойны как будто
искали, за что бы схватиться? Она почти непрерывно напевала что-то, не открывая рта, и
обмахивала платочком розоватое, тающее лицо. Было в ней что-то волновавшее меня
по-новому, неприязненно и сердито. Я старался возможно меньше видеть её.
В средине июля пропал Изот. Заговорили, что он утонул и дня через два подтвердилось:
верстах в семи ниже села к луговому берегу прибило его лодку с проломленным дном и
разбитым бортом. Несчастие объяснили тем, что Изот, вероятно, заснул на реке и лодку его
снесло на пыжи трёх барж, стоявших на якорях, верстах в пяти ниже села.
Ромась был в Казани, когда случилось это. Вечером ко мне в лавку пришёл Кукушкин,
уныло сел на мешки, помолчал, глядя на ноги себе, потом, закуривая, спросил:
- Когда Хохол воротится?
- Не знаю.
Он начал крепко растирать ладонью битое своё лицо, тихонько ругаясь матерными
словами, рыча, как подавившийся костью.
- Что ты?
Он взглянул на меня, кусая губы. Глаза его покраснели, челюсть дрожала. Видя, что он
не может говорить, я тревожно ждал чего-то печального. Наконец, выглянув на улицу, он с
трудом выговорил, заикаясь:
- Ездил я с Мигуном. Лодку смотрели Изотову. Топором дно-то прорублено - понял?
Значит - убит Изотушка! Не иначе...
Встряхивая головою, он стал нанизывать матерные слова одно на другое, всхлипывал
сухим, горячим звуком, а потом, замолчав, начал креститься. Нестерпимо было видеть, как
этот мужик хочет заплакать и - не может, не умеет, дрожит весь, задыхаясь в злобе и печали.
Вскочил и ушёл, встряхивая головою.
На другой день вечером мальчишки, купаясь, увидали Изота под разбитой баржею,
обсохшей на берегу немного выше села. Половина днища баржи была на камнях берега,
половина - в воде, а под нею, у кормы, зацепившись за изломанные полости руля,
распласталось, вниз лицом, длинное тело Изота с разбитым, пустым черепом, - вода вымыла
мозг из него. Рыбака ударили сзади, затылок его был точно стёсан топором. Течение колебало
Изота, забрасывая ноги его к берегу, двигая руками рыбака, казалось, что он напрягает силы
свои, пытаясь выкарабкаться на берег.
Угрюмо, сосредоточенно на берегу стояло десятка два мужиков-богачей, бедняки ещё не
воротились с поля. Суетился, размахивая посошком, вороватый, трусливый староста, шмыгал
носом и отирал его рукавом розовой рубахи. Широко расставив ноги, выпятив живот, стоял
кряжистый лавочник Кузьмин, глядя - по очереди - на меня и Кукушкина. Он грозно нахмурил
брови, но его бесцветные глаза слезились и рябое лицо показалось жалким.
- Ой, озорство! - причитал староста, семеня кривыми ногами. - Ох, мужики, нехорошо!
Дородная молодуха, сноха его, сидя на камне, тупо смотрела в воду и крестилась
дрожащей рукой, губы её шевелились, и нижняя, толстая, красная, как-то неприятно, точно у
собаки, отвисала, обнажая жёлтые зубы овцы. С горы цветными комьями катились девки,
ребятишки, поспешно шагали пыльные мужики. Толпа осторожно и негромко гудела:
- Занозистый был мужик.
- Чем это?
- Это вон Кукушкин занозист...