Page 53 - Мои университеты
P. 53
А он уже говорил, что скоро поедет в Казань, спрашивая, какие книги привезти.
Иногда мне казалось, что у этого человека на месте души действует как в часах - некий
механизм, заведённый сразу на всю жизнь. Я любил Хохла, очень уважал его, но мне хотелось,
чтоб однажды он рассердился на меня или на кого-нибудь другого, кричал бы и топал ногами.
Однако он не мог или не хотел сердиться. Когда его раздражали глупостью или подлостью, он
только насмешливо прищуривал серые глаза и говорил короткими, холодными словами
что-то, всегда очень простое, безжалостное.
Так, он спросил Суслова:
- Зачем же вы, старый человек, кривите душой, а?
Жёлтые щёки и лоб старика медленно окрасились в багровый цвет, казалось, что и белая
борода его тоже порозовела у корней волос.
- Ведь - нет для вас пользы в этом, а уважение вы потеряете.
Суслов, опустив голову, согласился:
- Верно - нет пользы!
И потом говорил Изоту:
- Это - душеводитель! Вот эдаких бы подобрать в начальство...
...Кратко, толково Ромась внушает, что и как я должен делать без него, и мне кажется,
что он уже забыл о попытке попугать его взрывом, как забывают об укусе мухи.
Пришёл Панков, осмотрел печь и хмуро спросил:
- Не испугались?
- Ну, чего же?
- Война!
- Садись чай пить.
- Жена ждёт.
- Где был?
- На рыбалке. С Изотом.
Он ушёл и в кухне ещё раз задумчиво повторил:
- Война.
Он говорил с Хохлом всегда кратко, как будто давно уже переговорив обо всём важном и
сложном. Помню, выслушав историю царствования Ивана Грозного, рассказанную Ромасём,
Изот сказал:
- Скушный царь!
- Мясник, - добавил Кукушкин, а Панков решительно заявил:
- Ума особого не видно в нём. Ну, перебил он князей, так на их место расплодил мелких
дворянишек. Да ещё чужих навёз, иноземцев. В этом - нет ума. Мелкий помещик хуже
крупного. Муха - не волк, из ружья не убьёшь, а надоедает она хуже волка.
Явился Кукушкин с ведром разведённой глины и, вмазывая кирпичи в печь, говорил:
- Удумали, черти! Вошь свою перевести - не могут, а человека извести пожалуйста! Ты,
Антоныч, много товару сразу не вози, лучше - поменьше да почаще, а то, гляди, подожгут
тебя. Теперь, когда ты эту штуку устроишь, жди беды!
"Эта штука", очень неприятная богатеям села, - артель садовладельцев. Хохол почти уже
наладил её при помощи Панкова, Суслова и ещё двух-трёх разумных мужиков. Большинство
домохозяев начало относиться к Ромасю благосклонней, в лавке заметно увеличивалось
количество покупателей, и даже "никчемные" мужики - Баринов, Мигун - всячески старались
помочь всем, чем могли, делу Хохла.
Мне очень нравился Мигун, я любил его красивые, печальные песни. Когда он пел, то
закрывал глаза, и его страдальческое лицо не дёргалось судорогами. Жил он тёмными ночами,
когда нет луны или небо занавешено плотной тканью облаков. Бывало, с вечера зовёт меня
тихонько:
- Приходи на Волгу.
Там, налаживая на стерлядей запрещённую снасть, сидя верхом на корме своего челнока,
опустив кривые, тёмные ноги в тёмную воду, он говорит вполголоса: