Page 106 - Паломничество Чайльд-Гарольда

свирепее, чем их соседи, я скажу, что должен быть преднамеренно слепым или
просто невежественным тот, кого не поражает исключительная одаренность этого
народа, легкость их восприятия, быстрота понимания, пламенность духа, чувство
красоты и, несмотря на неудачи многих революций, военные разрушения и
потрясения Истории, — неугасимая жажда бессмертия, «бессмертия свободы».
Когда мы ехали вдвоем вокруг стен Рима и слушали бесхитростную жалобу певших
хором крестьян: «Рим! Рим! Рим не тот, каким он был!» — трудно было удержаться
от сравнения этой грустной мелодии с вакхическим ревом торжествующих песен,
которые несутся из лондонских таверн, напоминая о резне при Мон-Сен-Жан, [163] о
том, как были преданы Генуя, Италия, Франция, весь мир [164] людьми, поведение
которых вы сами описали в произведении, достойном лучших дней нашей
истории. [165] А что до меня:

Non moverò mai corda
Ove la turba di sue ciance assorda. [166]

Тем, что выиграла Италия при недавнем перемещении наций, англичанам нет
нужды интересоваться, пока они не убедятся в том, что Англия выиграла нечто
гораздо большее, чем постоянная армия и отмена Habeas corpus. [167] Пока им
достаточно заниматься собственными делами. Что касается их действий за
рубежами и особенно на Юге, истинно говорю вам, они получат возмездие, и
притом — в недалеком будущем.
Желая вам, дорогой Хобхауз, благополучного и приятного возвращения в
страну, процветание которой никому не может быть дороже, чем вам, я посвящаю
вам эту поэму в ее законченном виде и повторяю, что неизменно остаюсь
Вашим преданным и любящим другом.
Байрон.
1

В Венеции на Ponte dei Sospiri, [168]
Где супротив дворца стоит тюрьма,
Где — зрелище единственное в мире! —
Из волн встают и храмы и дома,
Там бьет крылом История сама,
И, догорая, рдеет солнце Славы
Над красотой, сводящею с ума,
Над Марком, чей, доныне величавый,
Лев перестал страшить и малые державы.

2

Морей царица, в башенном венце,
Из теплых вод, как Анадиомена,