Page 107 - Собор Парижской Богоматери

набережной, то в конце его фасада он заметит толстый, богато раскрашенный общественный
молитвенник, защищенный от дождя небольшим навесом, а от воров – решеткой, не
препятствующей, однако, его перелистывать. Рядом с этим молитвенником он увидит
выходящее на площадь узкое слуховое стрельчатое оконце, перегороженное двумя
положенными крест-накрест железными полосами; это единственное отверстие, сквозь
которое проникает немного света и воздуха в тесную, лишенную дверей келью, устроенную в
толще стены старого здания на уровне мостовой; царящая в ней мрачная тишина кажется
особенно глубокой еще и потому, что рядом кипит и грохочет самая людная и шумная
площадь Парижа.
Келья эта получила известность около трехсот лет назад, с тех пор как г-жа Роланд,
владелица Роландовой башни, в знак скорби по отце, погибшем в крестовых походах,
приказала выдолбить ее в стене собственного дома и навеки заключила себя в эту темницу,
отдав все свое богатство нищим и богу и не оставив себе ничего, кроме этой конуры с
замурованной дверью, с раскрытым летом и зимой оконцем. Двадцать лет неутешная девица
ждала смерти в преждевременной могиле, молясь денно и нощно о спасении души своего
отца, почивая на куче золы, не имея даже камня под головою; облаченная в черное вретище,
она питалась хлебом и водой, которые сердобольные прохожие оставляли на выступе ее
окна, – так вкушала она от того милосердия, которое ранее оказывала сама В смертный свой
час, прежде чем перейти в вечную могилу, она завещала эту временную усыпальницу тем
скорбящим женщинам, матерям, вдовам или дочерям, которые пожелают, предавшись
великой скорби или великому раскаянию, схоронить себя заживо в келье, чтобы молиться за
себя или за других.
Парижская беднота устроила ей пышные похороны, со слезами и молениями; но, к
величайшему прискорбию всех ее приверженцев, богобоязненная девица не была причислена
к лику святых за неимением необходимого покровительства. Менее благочестивые надеялись,
что это дело пройдет в раю глаже, чем в Риме, и просто молились за покойницу, которой папа
не воздал должного. Большинство верующих удовлетворялось тем, что свято чтило память
г-жи Роланд и, как святыню, берегло кусочки ее лохмотьев. Город в память знатной девицы
прикрепил рядом с оконцем ее кельи общественный молитвенник, дабы прохожие могли
останавливаться около него и помолиться, дабы молитва наводила их на мысль о милосердии
и дабы бедные затворницы, наследницы г-жи Роланд, позабытые всеми, не погибали от
голода.
В городах средневековья подобного рода гробницы встречались нередко. Даже на самых
людных улицах, на самом шумном и пестром рынке, в самой его середине, чуть ли не под
копытами лошадей и колесами повозок, можно было наткнуться на нечто вроде погреба,
колодца или же на замурованную, зарешеченную конуру, в глубине которой днем и ночью
возносило моления человеческое существо, добровольно обрекшее себя на вечные стенания,
на тяжкое покаяние.
Но людям того времени были несвойственны размышления, какие вызвало бы у нас
нынче это странное зрелище. Эта жуткая келья, представлявшая собой как бы промежуточное
звено между домом и могилой, между кладбищем и городом; это живое существо,
обособившееся от человеческого общества и считающееся мертвецом; этот светильник,
снедающий во мраке свою последнюю каплю масла; этот теплящийся в могиле огонек жизни;
это дыхание, этот голос, это извечное моление из глубины каменного мешка; этот лик, навек
обращенный к иному миру; это око, уже осиянное иным солнцем; это ухо, приникшее к
могильной стене; эта душа – узница тела, это тело – узник этой темницы, и под этой двойной,
телесной и гранитной, оболочкой приглушенный ропот страждущей души – все это было
непонятно толпе. Нерассуждающее и грубое благочестие той эпохи проще относилось к
религиозному подвигу. Люди воспринимали факт в целом, уважали, чтили, временами даже
преклонялись перед подвигом самоотречения, но не вдумывались глубоко в страдания,
сопряженные с ним, и не очень им сочувствовали. Время от времени они приносили пищу
несчастному мученику и заглядывали к нему в окошечко, чтобы убедиться, что он еще жив, не