Page 104 - Собор Парижской Богоматери

или глупым, нежели глухим. Поэтому судья тщательно скрывал свою глухоту и большей
частью настолько успевал в этом, что под конец сам себя вводил в заблуждение, что, впрочем,
гораздо легче, чем принято думать. Все горбатые ходят с высоко поднятой головой, все заики
ораторствуют, все глухие говорят шепотом. Что же касается Флориана Барбедьена, то он
считал себя всего лишь туговатым на ухо. Это была единственная уступка, которую он делал
общественному мнению, и то лишь в минуты откровенности и трезвой оценки собственной
личности.
Итак, прожевав дело Квазимодо, он откинул голову и полузакрыл глаза, чтобы придать
себе более величественный и более беспристрастный вид. Таким образом, он оказался глухим
и слепым одновременно. Вот условие, необходимое для того, чтобы быть образцовым судьей!
Приняв эту величественную позу, он приступил к допросу:
– Ваше имя?
Но здесь возник казус, не «предусмотренный законом»: глухой допрашивал глухого.
Никем не предупрежденный о том, что к нему обращаются с вопросом. Квазимодо
продолжал пристально глядеть на судью и молчал. Глухой судья, никем не предупрежденный
о глухоте обвиняемого, подумал, что тот ответил, как обычно отвечают все обвиняемые, и
продолжал вести допрос с присущей ему дурацкой самоуверенностью.
– Прекрасно. Ваш возраст?
Квазимодо и на этот вопрос не – ответил. Судья, убежденный в том, что получил ответ,
продолжал:
– Так. Ваше звание?
Допрашиваемый по-прежнему молчал. А между тем слушатели начали перешептываться
и переглядываться.
– Довольно, – проговорил невозмутимый вершитель правосудия, предполагая, что
обвиняемый ответил и на третий вопрос. – Вы обвиняетесь: primo 79 , в нарушении ночной
тишины; secundo 80 , в насильственных и непристойных действиях по отношению к женщине
легкого поведения, in praejudicium meretricis 81 ; tertio 82 , в бунте и неподчинении стрелкам,
состоящим на службе короля, нашего повелителя. Выскажитесь по всем этим пунктам.
Протоколист! Вы записали предыдущие ответы подсудимого?
При этом злополучном вопросе по всему залу, начиная со скамьи протоколиста, раздался
такой неистовый, такой безумный, такой заразительный, такой дружный хохот, что даже и
глухой судья и глухой подсудимый заметили это. Квазимодо оглянулся, презрительно поводя
своим горбом; между тем Флориан Барбедьен, не менее удивленный, чем он, подумал, что
смех слушателей вызван каким-нибудь непочтительным ответом обвиняемого; презрительное
движение плеч Квазимодо утвердило его в этой мысли, и он накинулся на него:
– Негодяй! Подобный ответ заслуживает виселицы! Знаете ли вы, с кем говорите?
Этот выпад только увеличил приступ всеобщего веселья. Он показался всем до того
неожиданным и до того несуразным, что бешеный хохот заразил даже сержантов городского
совета общинных старост – эту породу копьеносцев, тупоумие которых было как бы
необходимой принадлежностью их мундира. Один лишь Квазимодо, по той простой причине,
что ничего не мог понять из всего происходившего, сохранял невозмутимую серьезность.
Судья, раздражаясь все сильнее и сильнее, решил продолжать в том же тоне, надеясь нагнать
страх на подсудимого и этим способом косвенно воздействовать на слушателей, напомнив им

79 Во-первых (лат.)

80 Во-вторых (лат.)

81 Предположительно – блудницы (лат.)

82 В-третьих (лат.)