Page 109 - Собор Парижской Богоматери

охотно переделывает арку Ludovico Magno 88 в «Ворота Сен-Дени», прозвал эту черную,
мрачную и сырую дыру «Крысиная нора» 89 . Название менее возвышенное, но зато более
образное.

III. Рассказ о маисовой лепешке

В ту пору, когда происходили описываемые события, келья Роландовой башни была
занята. Если читателю угодно знать, кем именно, то ему достаточно прислушаться к болтовне
трех почтенных кумушек, которые в тот самый миг, когда мы остановили его внимание на
Крысиной норе, направлялись в ее сторону, поднимаясь по набережной от Шатле к Гревской
площади.
Две из этих женщин были одеты, как пристало одеваться почтенным парижанкам. Их
тонкие белые косынки, юбки из грубого сукна в синюю и красную полоску, белые нитяные,
туго натянутые чулки с вышитыми цветной ниткой стрелками, квадратные башмаки из
желтой кожи, с черными подошвами и в особенности их головные уборы – род расшитого
мишурного рога, увешанного лентами и кружевами, которые еще и ныне носят крестьянки
Шампани, соревнуясь с гренадерами русской императорской лейб-гвардии, –
свидетельствовали о том, что это богатые купчихи, представляющие нечто среднее между
теми, кого лакеи называют «женщиной», и теми, кого они называют «дамой». На них не было
ни колец, ни золотых крестиков, но легко было понять, что это не от бедности, а просто из
боязни штрафа. Их спутница была одета приблизительно так же, как и они, но в ее одежде и во
всех ее повадках было нечто такое, что изобличало в ней жену провинциального нотариуса.
Уже по одному тому, как высоко она носила кушак, видно было, что она недавно приехала в
Париж. Прибавьте к этому шейную косынку в складках, банты из лент на башмаках, полосы
юбки, идущие в ширину, а не вдоль, и тысячу других погрешностей против хорошего вкуса.
Две женщины шли той особой поступью, которая свойственна парижанкам,
показывающим Париж провинциалке. Провинциалка держала за руку толстого мальчугана, а
мальчуган держал в руке толстую лепешку. К нашему прискорбию, мы вынуждены
присовокупить, что стужа заставляла его пользоваться языком вместо носового платка.
Ребенка приходилось тащить за собой поп passibus aequis 90 , как говорит Вергилий, и он
на каждом шагу спотыкался, вызывая окрики матери. Правда и то, что он чаще смотрел на
лепешку, чем себе под ноги. Весьма уважительная причина мешала ему откусить кусочек, и он
довольствовался тем, что умильно взирал на нее. Но матери следовало бы взять лепешку на
свое попечение – жестоко было подвергать толстощекого карапуза танталовым мукам.
Все три «дамуазель» («дамами» в то время называли женщин знатного происхождения)
болтали наперебой.
– Прибавим шагу, дамуазель. Майетта, – говорила, обращаясь к провинциалке, самая
младшая и самая толстая из них. – Боюсь, как бы нам не опоздать; в Шатле сказали, что его
сейчас же поведут к позорному столбу.
– Да будет вам, дамуазель Ударда Мюнье! – возражала другая парижанка. – Ведь он же
целых два часа будет привязан к позорному столбу. Времени у нас достаточно. Вы
когда-нибудь видели такого рода наказания, дорогая Майетта?
– Видела, – ответила провинциалка, – в Реймсе.
– Могу себе представить, что такое ваш реймский позорный столб! Какая-нибудь жалкая

88 Людовик Великий (лат.) – надпись на триумфальной арке, воздвигнутой в Париже на бульваре Сен-Дени
в память о победах Людовика XIV над Фландрией и Франш-Конте.

89 Французское «Trou aux Rats» (Крысиная нора) созвучно с латинским «Tu, ora».

90 Неровными шагами (лат.)