Page 126 - Собор Парижской Богоматери

было догадаться и по лицу и по одежде.
Возле нее стоял молодой человек, довольно представительный, но фатоватый и
самодовольный, – один из тех красавцев мужчин, которыми восхищаются женщины, между
тем как люди серьезные и физиономисты, глядя на них, пожимают плечами. Этот молодой
дворянин был одет в блестящий мундир начальника королевских стрелков, настолько
походивший на костюм Юпитера, уже описанный нами в первой части этого рассказа, что мы
можем не утомлять читателя вторичным его описанием.
Благородные девицы сидели кто в комнате, кто на балконе, одни – на обитых утрехтским
бархатом четырехугольных с золотыми углами подушках, другие – на дубовых скамьях,
украшенных резными цветами и фигурами. У каждой на коленях лежал край вышивания по
канве, над которым они все вместе работали и большая часть которого спускалась на циновку,
покрывавшую пол.
Они переговаривались полушепотом, с придушенным смешком, как обычно
разговаривают девушки, когда среди них находится молодой человек. Однако молодой
человек, одного присутствия которого было достаточно, чтобы пробудить в них чувство
женского самолюбия, казалось, очень мало об этом заботился и, в то время как прелестные
девушки наперебой старались обратить на себя его внимание, был занят главным образом тем,
что полировал замшевой перчаткой пряжку своей портупеи.
По временам хозяйка тихонько заговаривала с ним, и он охотно, но с какой-то неловкой
и принужденной любезностью отвечал ей. По улыбкам, по незаметным условным знакам, по
быстрым взглядам г-жи Алоизы, которые она, тихо разговаривая с капитаном, бросала в
сторону своей дочери Флер-де-Лис, нетрудно было догадаться, что речь шла о состоявшейся
помолвке или о предстоящем в скором времени бракосочетании молодого человека с
Флер-де-Лис. А по холодности и смущению офицера было ясно, что ни о какой любви, с его
стороны во всяком случае, тут не могло быть и речи. Все черты его лица выражали чувство
неловкости и скуки, которое в наше время гарнизонные подпоручики прекрасно выразили бы
так: «Собачья служба!»
Но достопочтенная дама, гордившаяся своею дочерью, со свойственным матери
ослеплением не замечала равнодушия офицера и всеми силами старалась обратить его
внимание на то, с каким изумительным совершенством Флер-де-Лис втыкает иглу или
распутывает моток ниток.
– Ну взгляните же на нее! Она нагибается! – притягивая его к себе за рукав, шептала ему
на ухо г-жа Алоиза.
– Да, в самом деле, – отвечал молодой человек и снова бесстрастно и рассеянно умолкал.
Минуту спустя ему снова приходилось наклоняться, и г-жа Алоиза шептала ему:
– Вы видели когда-нибудь личико оживленнее и приветливее, чем у вашей нареченной?
А этот нежный цвет лица и белокурые волосы! А ее руки! Разве это не само совершенство? А
шейка! Разве своей восхитительной гибкостью она не напоминает вам лебедя? Как я порой
вам завидую! Как вы должны быть счастливы, что родились мужчиной, повеса вы этакий!
Ведь, правда, красота моей Флер-де-Лис достойна обожания и вы влюблены в нее без памяти?
– Конечно, – отвечал он, думая о другом.
– Ну поговорите же с ней! – сказала г-жа Алоиза, легонько толкая его в плечо. – Скажите
ей что-нибудь. Вы стали что-то очень застенчивы.
Мы можем уверить нашего читателя, что застенчивость отнюдь не была ни
добродетелью, ни пороком капитана. Он, однако, попытался исполнить то, что от него
требовали.
– Что изображает рисунок вышивки, над которой вы работаете? – подойдя к
Флер-де-Лис, спросил он.
– Я уже три раза объясняла вам, что это грот Нептуна, – с легкой досадой ответила
Флер-де-Лис.
Очевидно, Флер-де-Лис понимала гораздо лучше матери, что означает рассеянность и
холодность капитана.