Page 143 - Собор Парижской Богоматери
P. 143
«Пустяки!» – подумал Жеан.
– Попытаемся! – воскликнул архидьякон. – В случае удачи я увижу, как из головки
гвоздя сверкнет голубая искра. – Эмен-хетан! Эмен-хетан! Нет, не то! – Сижеани! Сижеани! –
Пусть этот гвоздь разверзнет могилу всякому, кто носит имя Феб!.. – Проклятие! Опять!
Вечно одна и та же мысль!
Он гневно отшвырнул молоток. Затем, низко склонившись над столом, поглубже уселся
в кресло и, заслоненный его громадной спинкой, скрылся из глаз Жеана. В течение нескольких
минут Жеану был виден лишь его кулак, судорожно сжатый на какой-то книге. Внезапно Клод
встал, схватил циркуль и молча вырезал на стене большими буквами греческое слово:
'АМАГКН
– Он сошел с ума, – пробормотал Жеан, – гораздо проще написать Fatum 104 , ведь не все
же обязаны знать по-гречески!
Архидьякон опять сел в кресло и уронил голову на сложенные руки, подобно больному,
чувствующему в ней тяжесть и жар.
Школяр с изумлением наблюдал за братом. Открывая свое сердце навстречу всем
ветрам, следуя лишь одному закону – влечениям природы, дозволяя страстям своим
изливаться по руслам своих наклонностей, Жеан, у которого источник сильных чувств
пребывал неизменно сухим, так щедро каждое утро открывались для него все новые и новые
стоки, не понимал, не мог себе представить, с какой яростью бродит и кипит море
человеческих страстей, когда ему некуда излиться, как оно переполняется, как вздувается, как
рвется из берегов, как размывает сердце, как разражается внутренними рыданиями в
безмолвных судорожных усилиях, пока, наконец, не прорвет свою плотину и не разворотит
свое ложе. Суровая ледяная оболочка Клода Фролло, его холодная личина высокой
недосягаемой добродетели вводили Жеана в заблуждение. Жизнерадостный школяр не
подозревал, что в глубине покрытой снегом Этны таится кипящая, яростная лава.
Нам неизвестно, догадался ли он тут же об этом, однако при всем его легкомыслии он
понял, что подсмотрел то, чего ему не следовало видеть, что увидел душу своего старшего
брата в одном из самых сокровенных ее проявлений и что Клод не должен об этом знать.
Заметив, что архидьякон снова застыл, Жеан бесшумно отступил и зашаркал перед дверью
ногами, как человек, который только что пришел и предупреждает о своем приходе.
– Войдите! – послышался изнутри кельи голос архидьякона. – Я поджидаю вас! Я
нарочно оставил ключ в замке. Войдите же, мэтр Жак!
Школяр смело переступил порог. Архидьякону подобный визит в этом месте был
нежелателен, и он вздрогнул.
– Как, это ты, Жеан?
– Да, меня зовут тоже на «Ж», – отвечал румяный, дерзкий и веселый школяр.
Лицо Клода приняло свое обычное суровое выражение.
– Зачем ты сюда явился?
– Братец, – ответил школяр, с невинным видом вертя в руках шапочку и стараясь
придать своему лицу приличное, жалобное и скромное выражение, я пришел просить у вас…
– Чего?
– Наставлений, в которых я очень нуждаюсь. – Жеан не осмелился прибавить вслух: «и
немного денег, в которых я нуждаюсь еще больше!» Последняя часть фразы не была им
оглашена.
– Сударь! – холодно сказал архидьякон. – Я очень недоволен вами.
– Увы! – вздохнул школяр.
104 Рок, судьба (лат.)