Page 248 - Собор Парижской Богоматери

мраке, точно блуждающие огоньки, бороздящие туманную поверхность болота, – все это
зрелище произвело на нее впечатление таинственной битвы между призраками шабаша и
каменными чудовищами храма Проникнутая с детства поверьями цыганского племени, она
прежде всего предположила, что случайно присутствует при какомто колдовском обряде,
который совершают таинственные ночные существа Испугавшись, она бросилась назад и
притаилась в своей келье, моля свое убогое ложе не посылать ей таких страшных кошмаров.
Постепенно ее страхи рассеялись По непрерывно возраставшему шуму и многим другим
проявлениям действительной жизни она почувствовала, что ее обступают не призраки, а
живые существа И она подумала, что, быть может, народ восстал, чтобы силой взять ее из
убежища Ею снова овладел ужас, но теперь он принял другую форму. Мысль, что ей вторично
предстоит проститься с жизнью, надеждой, Фебом, который неизменно присутствовал во всех
ее мечтах о будущем, полнейшая беспомощность, невозможность бегства, отсутствие
поддержки, заброшенность, одиночество – все эти мысли и еще множество других придавили
ее тяжелым гнетом. Она упала на колени, лицом в постель, обхватив руками голову, объятая
тоской и страхом. Цыганка, идолопоклонница, язычница, она стала, рыдая, просить о помощи
христианского бога и молиться пресвятой богородице, оказавшей ей гостеприимство. Бывают
в жизни минуты, когда даже неверующий готов исповедовать религию того храма, близ
которого он оказался.
Так лежала она довольно долго, не столько молясь, если говорить правду, сколько дрожа
и леденея, обвеваемая дыханием все ближе и ближе подступавшей к ней разъяренной толпы,
ничего не понимая во всем этом неистовстве, не ведая, что затевается, что творится вокруг
нее, чего добиваются, но смутно предчувствуя страшную развязку.
Вдруг она услыхала шаги. Она обернулась. Два человека, из которых один нес фонарь,
вошли в ее келью. Она слабо вскрикнула.
– Не пугайтесь, – произнес голос, показавшийся ей знакомым, – это я.
– Кто вы? – спросила она.
– Пьер Гренгуар.
Это имя успокоило ее. Она подняла глаза и узнала поэта. Но рядом с ним стояла какая-то
темная фигура, закутанная с головы до ног и поразившая ее своим безмолвием.
– А ведь Джали узнала меня раньше, чем вы! – произнес Гренгуар с упреком.
В самом деле, козочка не стала дожидаться, пока Гренгуар назовет ее по имени. Только
он вошел, она принялась ласково тереться об его колени, осыпая поэта нежностями и белой
шерстью, потому что она линяла. Гренгуар так же нежно отвечал на ее ласки.
– Кто это с вами? – понизив голос, спросила цыганка.
– Не беспокойтесь, – ответил Гренгуар, – это один из моих друзей.
Затем философ, поставив фонарь на пол, присел на корточки и, обнимая Джали,
восторженно воскликнул:
– Какое прелестное животное! Правда, оно отличается больше чистоплотностью, чем
величиной, но оно смышленое, ловкое и ученое, словно грамматик! Ну-ка, Джали, посмотрим,
не забыла ли ты что-нибудь из твоих забавных штучек? Как делает Жак Шармолю?
Человек в черном не дал ему договорить Он подошел к Гренгуару и грубо тряхнул его за
плечо.
Гренгуар вскочил.
– Правда, – сказал он, – я и забыл, что нам надо торопиться. Но, учитель, это еще не
основание, чтобы так обращаться с людьми! Дорогое, прелестное дитя! Ваша жизнь в
опасности, и жизнь Джали также. Вас опять хотят повесить. Мы – ваши друзья и пришли
спасти вас. Следуйте за нами.
– Неужели это правда? – в ужасе воскликнула она.
– Истинная правда. Бежим скорей!
– Хорошо, – пролепетала она. – Но отчего ваш друг молчит?
– Потому что его родители были чудаки и оставили ему в наследство молчаливость, –
отвечал Гренгуар.