Page 326 - И жили люди на краю
P. 326
323
сорок уже прошло – живы. Только до того пьяны, что даже
по-своему говорить не могут.
Комбат расхохотался. И сказал:
– Притащи попробовать!
Смирнов быстро ушёл. Ромашову не поправилось, как
третья рота раздобыла спирт, не одобрил и то, что этим спиртом
заинтересовался комбат. Он заметил:
– Солдаты перепьются.
Комбат засопел.
– Ох, Ромашов, умный ты, храбрый, но не все тебя любят.
Не все. Потому что ты ещё – деловитый сухарь. У тебя душа
скованная. Будь проще! Они же люди, Ромашов! Они глядели
смерти в глаза! И вот – живы, здоровы! Почему бы не выпить?
Так было всегда. Вспомни историю: в древние времена, когда
крепости брали, что делали? А? Грабили, черпали вино из бочек и
женщин...
У воды громко загоготали. И тут же от маяка долетел дикий
крик:
– Спасите! Братцы, спа-а-а-аа!..
Под маяком на волнах дёргалась перекинутая вверх днищем
лодчонка. Вдоль бетонной стены пирса плыл солдат; на берегу
товарищи его поняли: сам не заберётся, трое побежали по песку к
началу волнореза, двое с песка столкнули лодчонку, но нечем
было грести, коренастый красноармеец разделся, зашёл по
колено воду. А солдата того, у пирса, не стало. Исчез в волнах.
– Что за болваны! – вскричал комбат. И бросил Ромашову:
– Узнай-ка, что у них там?..
Выяснилось: рядовым Григорьеву и Рязанцеву захотелось
покататься на японской лодчонке. Они плыли всё дальше и,
возможно, решили забраться на маяк, но лодчонку неожиданно
перевернуло – Рязанцев сразу утонул, а Григорьев надеялся
зацепиться за стенку. Услышав всё это от Ромашова, комбат