Page 329 - И жили люди на краю

326
– Вот мы говорим: самураи, самураи, проклинаем их за то,
что в дотах до конца сидят, и под танк – с гранатами. А у них ведь
своя родина, и они за неё...
– Рядовой Плетнёв, прекратить!.. – сказал Ромашов
негромко. – Спите.
Сорвавшись с маяка, над водою ухнул филин.

ГЕНЕРАЛ ПРИГЛАШАЕТ В ДЖИП

Игнат Игнатьевич метнулся за дерево, крича:
– С ума сошли! Я вас столько волок! В мои-то годы?.. И чем
вы отблагодарили?
Треснул выстрел. Вздрогнул лиственничный ствол, за
которым стоял Игнат Игнатьевич.
– Перестаньте! Вы опозорили всё: и звание офицера, и
честь...
Снова треснул выстрел, и лежавший на лапнике
лейтенант-особист с красным от бешенства лицом процедил:
– Сволочь! Куда затянул, а? Чтоб своего зятька выгородить.
– Вы очень некрасиво себя ведёте, – сказал из-за дерева
Игнат Игнатьевич. – Я понимаю, вы тяжело ранены, вам плохо,
но всё-таки...
– Молчать! – рявкнул лейтенант. – Я не разрешал тебе
говорить! Я!.. – он поперхнулся, захрипел.
Игнат Игнатьевич осторожно выглянул из-за лиственницы;
было желание подойти к раненому, дать попить из фляги, но у
того в судорожно сжатой руке темнел пистолет; шагнёшь, а
лейтенант – хитёр и коварен – вскинет руку, и сглотнёшь пулю.
Но сейчас он лежал, не двигаясь, очевидно, был без сознания, и
Игнат Игнатьевич подумал: «Надо уйти. Он обречён и пусть
загибается, раз такой подлый».