Page 338 - И жили люди на краю

335
пышный; под ним Филипп тёмным сентябрьским вечером
овладел Алёнкой, своей будущей женой, первой; ей тогда и
шестнадцати не было.
Лежит ильм с обломанными ветками, с замшелой корой,
что сама по себе уже отваливается, сидит на нём человек с двумя
фамилиями, с двумя жёнами, с двумя семьями и с двумя
родинами. Вот кольнуло сердце: как они там, в Александровске,
жена его вторая и дети? И так-то на них обрушилась, словно
бомба, весть о том, что родитель их – шпион. И сразу
– отчуждение и презрение всех. А теперь, когда он убежал от
своих измывателей, семье его ещё хуже станет. Может,
арестовали? Господи, за что они-то страдают? Уж он, ладно. Он
отныне враг для обеих властей: и советской, и императорской, и
какая первой его прикончит?
Вдалеке, из-за выступа сопки, где полоса берега, как жёлтая
кайма, приторочилась к широкой поляне, появился человек. Кто
он? Вроде осматривается, куда идти? Не из тех ли, кто его ищет?
А ищут ли сейчас в такой круговерти, неразберихе? Вот как
овладеют всем островом, начнут пересчёт военнопленных и всех,
кто живёт здесь... А убежал он от них, конечно, здорово!
Накалили они его до белого каления своими бесконечными
допросами, ехидными насмешками, а солдатик с острым
подбородком взял моду в бок шпинять; и кулачок у него острый,
точно копыто козлиное. По ночам держали со связанными
руками, днём распутывали сыромятный въедливый ремень лишь
когда по нужде невмоготу было.
Так, связанного, и в машине везли по тряской пыльной
дороге; лейтенант сидел впереди, много курил и часто повторял:
мол, покажешь все «осиные гнезда» своих хозяев, после,
возможно, смягчим тебе меру наказания. Выходило: им мало
того, что сутками – пока не падал без сознания – держали на
ногах у стены, не давая пить, им мало, что множество раз назвал