Page 35 - И жили люди на краю

32
НАКОНЕЦ-ТО РАЗРЕШЕНО СТРЕЛЯТЬ

Сержант Митяев и красноармеец Василенко шли по
тропинке вдоль просеки; просека эта шириною в десять метров
была государственной границей и делила остров пополам, делила
безупречно – прямо по пятидесятой параллели.
На карте она лежала чёрной жирной чертой. А в
действительности Виктор Митяев, служивший здесь уже пятый
год, какой только не видел её, эту просеку! Зимой она была
холодна, заметённая высокими снегами, весной – нежна от
свежей травки и зелёной дымки на деревьях, летом – и дождлива,
и солнечна, в сочных зарослях, как целина, осенью – золотиста,
наполненная шорохами падающих листьев. Но в любое время
года она бывала и зловеще чёрной в поздний час под низким
облачным небом, когда и сердце, и мозг знали: наступает
тревожная, опасная ночь.
И та осенняя в сорок третьем была такой же –
возвращавшийся назад шпион проскользнул под носом
пограничного наряда. Собственно, шпион не стал бы этого
делать, если б заметил пограничников. Однако он их не заметил в
кромешной темноте и шуме тайги – дул сильный ветер, срывая с
деревьев листья; сухие и колкие, они летели наискось к земле и
раздражали старого Полкана, падая ему на лоб, тыкаясь в глаза. И
всё-таки он почуял врага. Наверное, не видя его, он бросился
напрямую – на чужой запах – и на какие-то мгновения застрял в
большом кусте шиповника. Тотчас щелкнули два выстрела –
шпион пульнул в куст, полагая, что там русский пограничник, и
метнулся на просеку. Однако Полкан в прыжке схватил его за
шею сзади и завалил. Шпион выстрелил в третий раз – пуля
вошла под левую лопатку. Пёс взвизгнул, захрипел, а в
следующую секунду раздался истошный вопль нарушителя –
Полкан в предсмертной судороге сдавил челюсти на кисти его