Page 369 - И жили люди на краю

366
в подлобье, а сам он стал оседать, хватаясь судорожной рукою за
стол. Данилов подхватил хозяина, закричав на Феньку:
– Как вы?.. Человека поленом!
– Пусть не болтает, – просто ответила Фенька. – Всю жисть
на кого поподя болтает, половик вонючий... Да не держите его!
Полежит, оклемается. Привычный.
– Ну, гражданочка! За такие вещи!.. – сказал Данилов с
угрозой и вышел из избы; за ним потянулись солдаты, обходя
лежащего на полу хозяина.
Симпатичное лицо женщины в первые мгновения было
печально-уставшим, отречённым; она поднялась, не по возрасту
статная, неспешно прошла по беседке, зябко передёрнув
плечами, словно на неё дохнуло морозом, прикрыла шею чёрным
платком, опустилась в плетёное кресло и показала рукою на
свободные: дескать, располагайтесь. Игнат Игнатьевич сел и
тотчас перехватил её ироничный взгляд; лицо женщины
посвежело, на щеках выступил лёгкий румянец.
– Чем могу быть полезна? – спросила твёрдым голосом.
Игнат Игнатьевич неожиданно понял: не знает, о чём
говорить с графиней. Собственно, у него к ней нет ни одного
вопроса. Странно. Будто своим взглядом она опустошила его.
Данилов тоже медлил и, садясь в кресло, пробормотал нечто
сумбурное:
– Ох ты, сад, ты мой сад... Что ж это вы по-японски?..
Я подобное уже видел.
Точно из поднебесья смотрели все на две гряды
островершинных изломистых гор, которые постепенно
расходились в стороны и окольцовывали зелёную долину; горы,
сложенные из разного камня, мягко переливали многоцветьем
склонов – они удивляли, их хотелось разглядывать, слегка
притенённых кудлатой растительностью; по ущельям бежали
ручейки, поблескивая, – все они сливались в реку; река бурлила