Page 403 - И жили люди на краю

400
распадок, японец выдохнул:
– Как едут. Кто им позволил? Не понимаю...
За ильмом по ручью все ещё клубилась муть с клочками
бурого ила. Ким безвольно опустился на берег, обхватил голову
руками: «Что же меня ждёт? Вон японец жил и никого не боялся,
а теперь и ему... страшно».
– Вы из Тоёхары? – спросил Дон Хи.
– Да. У меня хороший дом. Жена, дочь, сын. Я очень
опасаюсь... Вы не знаете, по городу стреляли?
– Не знаю. Я слышал, люди везде уходили из домов.
Засветился чистотой, повеселел ручей. Они заметили
горбушу, уже отметавшую икру, потемневшую и осыпанную
белесо-мертвенными пятнами; беспомощно болтался
истрёпанный хвост. Рыба попыталась проплыть мимо них, но
повалилась на бок. Похоже, все, отмаялась, бедная, уснула;
несильное течение ручья подобрало её и теперь или прижмёт к
коряге, или вытолкнет на берег. Однако горбуша взмахнула
плавниками и, ничего не ощущая, с невидящими глазами всё ещё
норовила продвинуться вперёд, против течения.
– Давайте покушаем, – предложил японец, развернул свой
узелок, достал еду. Ким тоже выложил всё, что у него осталось
съестного. Ели молча, сидя друг перед другом на поджатых под
себя ногах. Жеребец тоже ел, сочно хрустя травой. После Ким
бездумно смотрел на речку, японец выжидающе – на дорогу.
Поднявшись, нерешительно сказал:
– Может, поедем?
Поехали. Перед Симба догнали телегу, заполненную
ребятишками пяти-шести лет и женщинами, сбившимися в
кучку, – почему-то все были до глаз обвязаны большими
прямоугольными платками, которые носят зимой:
Лошадьми правил старик. Они возвращались в дома, что
прилепились на склоне сопки, над станцией. За