Page 416 - И жили люди на краю

413
то ли торпедой разворотило; сидят, курят, щурятся от солнца,
отдыхают. Без пояснений понятно: был действительно бой...»
Он услышал: к нему обратился Василий. Вроде спросил,
что ещё сказать японскому населению?
– Главное, они увидели своего губернатора, – Катков по
привычке потянулся рукой к козырьку фуражки, громко
произнёс: – Саёнара!
Японцы в ответ раскланялись. Василий, идя следом за
начальником, улыбался над тем, как тот попрощался с жителями
деревни. Катков обернулся.
– Ты фотографией занимался?
– Не приходилось, Дмитрий Иванович.
– Зря. Сейчас пригодилось бы. Видишь, с кем едем? Не
мешало бы пару-тройку снимков на память...
Поезд снова защёлкал колёсами на стыках узких лёгких
рельсов. Губернатор Такаги в печальном молчании отвернулся к
окну. Казалось, он что-то вспоминает. Может, действительно
вспомнил то время, когда ехал по этой дороге с иными,
радующими душу чувствами. Тогда здесь всё было под его
властью. А кто он теперь? Недавно шофёр передал ему письмо
какого-то господина. Неизвестный называл его «лакеем
русских», сравнивал со змеёй, которая говорит, что не она
извивается, а дорога извилиста. И требовал: «Искупи вину свою,
сделай харакири». Конечно, неприятно губернатору читать такое,
поскольку никакой он не лакей русских. Он побеждённый воин, и
только. А это значит: оружие сдано противнику, а убеждения
остались. Какие мысли у него сегодня, что предпримет через
день, – неизвестно. Он вообще сам себе на уме.
Невмоготу уже стало Каткову смотреть на губернатора и
молчать.
– Василий, ну-ка... поговорим. Попроси, пусть расскажет,
как встречался с императором. Ну и о самом императоре. И нам