Page 418 - И жили люди на краю

415
интуитивно ощутил, что губернатор повернул лицо в его
сторону, смотрит. Быть может, не однажды у Такаги было
желание расстрелять охрану, а сейчас вот – их двоих бы и
вырваться на свободу. Но, разумеется, он отдаёт себе отчёт в том,
что удрать за пролив нелегко, а здесь уже ничего не изменить.
Это и оскорбляет его высокое достоинство, это и бесит его...
Светом плеснуло в глаза – губернатор на самом деле сидел
лицом к Каткову. Столкнулись взглядами и разошлись. Ещё
вчера – заклятые враги, они и сейчас, конечно же, не испытывали
приятельских порывов, но и старались не выказывать своё
недоверие друг к другу и неприязнь. Они, как и прежде, когда
остров был разделён надвое, находились по разные стороны.
Раньше Катков работал на севере, и губернатор, наверное,
слышал о нём, как и Катков о губернаторе. А теперь судьба свела
их. Точнее, нет, не судьба, – итоги войны.
История дважды сталкивала русских и японцев. В первый
раз в пламени бойни сильнее обожгло русских, и пока они,
онемевшие от боли ожогов, отходили, японцы легко взяли весь
остров – так легко, как бредущий по берегу речки старик
подбирает и бросает в корзину обессиленного полууснувшего
лосося. Правда, немного погодя японцам всё-таки пришлось
отрезать половину лосося вновь разбушевавшимся русским. Во
второй же раз, когда горячий ветер самой зверской войны
придавил к земле всех японцев, русские забрали нижнюю
половину рыбины, и она как бы по волшебству сросшаяся, только
ещё хвостом не махнула, чтобы подальше отплыть от южных
островов.
Вагон опять провалился в темноту и словно увяз в ней
– трясся, рвался вперёд и никак не мог вырваться. Каткова
– некурящего – всегда раздражал дым, а от этого, паровозного, он
уже начал задыхаться, и как только выскочили из-под
закопчённого свода туннеля, откинул на шарнирах вниз верхнюю