Page 675 - И жили люди на краю

672
знавших его офицеров и солдат, где он. Те отвечали как-то
непонятно. Она чувствовала их неискренность. Наконец
вцепилась в Серёжу, приятеля Гиви, и тот сказал:
– На учения отправили. Месяца на два.
Она рот открыла – задохнулась. Серёжа ушёл. Быстро, не
оглянувшись. И Цуру со смертельным ужасом поняла: с Гиви
что-то случилось, она его больше не увидит. На пароход шла, как
на сожжение, и ощущала, что несёт в себе ребёнка.
Ён Дя только слушала, кто о чём говорит. Сама молчала. И
о себе ничего не рассказывала. Разумеется, её считали скрытной,
и, может, за это некоторые женщины недолюбливали, а Ясуи
как-то съехидничала:
– Кусающийся тигрёнок зубы не показывает.
Обидно стало Ён Дя – чуть не расплакалась. Что плохого
она ей сделала, чтобы так говорить? А если б эта Ясуи узнала
правду о ней, тогда ещё гадливее сказала бы. Нет, о её прошлом
никто не должен знать – сломанную руку лучше держать в своем
рукаве.
Это прошлое само являлось по вечерам в комнатушку в две
циновки, где ютилась Ён Дя, и нельзя было спрятаться от него в
угол, укрыться с головой одеялом, от него нельзя было даже
убежать. Чаще всех приходил, как наяву, капитан – кривоногий,
низенький, широколицый; губы его растекались в приветливой
улыбке, а глаза смотрели холодно и немигающе, как у жадной
рыбы. Он был первым. Хозяйка перед его приходом сказала Ён
Дя, что это очень состоятельный господин, отважный и
прославленный командир, встретить его надо так приветливо и
так нежно и послушно вести себя с ним, чтобы ещё захотел
прийти. Тогда Ён Дя хорошо будет кушать, одеваться и даже
сможет скопить денег. Хозяйка, конечно, заметила, что девушка
дрожит, велела ей успокоиться: мол, ничего страшного не
случится, у женщин судьба такая – смиренно угождать прихотям