Page 763 - И жили люди на краю

760
казался надломленным, неспособным на верховодство блатными
и на операции по отбиранию у зэков ещё недырявых валенок,
непорванных ватников и рукавиц, хлеба и курева. А может, это
– лишь временное затишье, выжидание, чтобы подготовиться к
более гнусным действиям. Смолина он как бы не видел в упор.
Ясно было: имеет на него клык – затаил злобу.
И вот в землянке нового лагпункта, где придётся жить, они
решили сразу установить свои порядки. А Смолин вновь
воспротивился. Блатные не взъерепенились – возле Ивана стояли
крепкие мужики: Ромашов, Тимофей и Адам, которого не
принимали за поляка и частенько называли гецом, то есть евреем,
– молчали зло, и поэтому к людям переходили места не захватом,
а, считай, по везению.
– Кому? – спрашивал Смолин, и Флюс, касаясь носом
холодной стены, называл зэка. Сенатору досталось место на
нижних нарах. Потупленно шагнул он к ним.
В эту минуту трое принесли ужин – глинисто-жёлтую
гороховую жидель и хлеб. Кругломордый, с сочными крепкими
губами мужик исподлобным взглядом просеял зэков и
подмигнул Флюсу.
– Ты?
Флюс перевёл глаза на Сенатора. Кругломордый подсел к
нему; уже скребли ложки по донышку чашек, а они всё о чём-то
шептались, при этом кругломордый пожимал локоть Сенатора
– подбадривал. Уходя, он посмотрел на Смолина с ядовитым
любопытством.
На закаменевшем полу горбатилась охапка лиственничных
дров – на два раза положить в железную печку. Растопили её
перед тем, как лечь, чтобы тепло подольше подержалось в
землянке. В памяти Ромашова скользнула та, перед границей, в
которой было столько передумано о предстоящих боях и о том,
что, если уцелеет, с каким упоением рванётся в новую жизнь. И