Page 788 - И жили люди на краю

785
Евграфова так обуяло ужасом, что с трудом передвигал
ноги – их словно заковали в гипс; на живот, на бока и на спину
тоже будто наваливали холодные большие куски гипса, и Вадим
чувствовал: с секунды на секунду вконец обессилит.
Куропаткин остановился, хмурясь.
– Я смотрю, трухнул ты, Лысый?
– Да как? Не шутка же…
– Вот именно, не до шуток. И не вздумай заплетаться
языком и бледнеть перед патриотами. Говорить решительно,
наступательно, фанатично. Потренируйся перед зеркалом,
понял? Задания распределишь сам, назначай по двое, по трое. По
значимости объекта.
Куропаткин шагнул в обратную сторону. Шёл, поглядывая
на деревья, на небо; закурил и продолжил:
– Диверсии намечай на последнее воскресенье апреля,
перед майскими праздниками. Это важно. Накануне пускай
побывают там, куда их назначишь, ознакомятся с обстановкой,
обдумают, куда и как подложат взрывчатку.
Евграфов открыл рот, хватнул воздуха и стиснул зубы с
ненавистью «Он что? Что они там, с ума посходили? Кто такое
разрешил? Да он сам... Чокнулся, гад! Выслужиться захотел на
разрушениях и крови. Пойду и доложу!»
– И последнее, – сказал Куропаткин. – Взрывчатку
получишь за день до операции. Утром. А вечером положишь её в
мешок, возьмёшь удочку, будто с рыбалки, и, повторяю: вечером
в девять ноль-ноль придёшь к Тоситору. Там, у него, к этому
времени должны собраться все. Дашь им последние указания и
снабдишь взрывчаткой. Останется только шнур поджечь. Но не
бойся, не взорвётся, – он усмехнулся.
Непроизвольно усмехнулся и Евграфов. Ожидал, что
Куропаткин скажет нечто главное, может, успокоит его, Вадима,
но тот подал руку и проговорил: