Page 893 - И жили люди на краю

890
ним у белостенной двухэтажной школы шумела детвора. А
немного ниже, на противоположной стороне, над обрывом,
– другая школа, деревянная, корейская. Здесь учатся оба её сына:
Андрей – с первой смены, Рома – со второй.
Теперь они записаны в её паспорте. Значит – дети советской
гражданки. Что же произошло? Что она приобрела и что
потеряла? Ну, со следующего месяца ей станут платить северные
надбавки. И отпуск летом получит подлиннее. И на материк
может поехать – посмотреть свою новую родину. А начальница
цеха сколько раз говорила: «Была бы ты подданной, мастером
назначили. Ты же умелая, опытная работница». Вот так,
возможно, и мастером будет. Выходит, не зря заимела паспорт.
Но нет, всё это грустно. Разве можно заменить документом
и выгодами ту милую землю, на которой родилась и выросла?
Второе десятилетие потекло, как здесь живет, а по ночам часто
снятся дом, бабушка, отец, братья, улица, горы, водопад; ей
слышатся звуки земли, она дышит тем воздухом. А днём порою
– если ещё хлещет дождь или пронизывает с моря ветер – душу
отравляет тоска: неужели навсегда закинута на этот остров и
даже на неделю, на день не удастся перелететь на родину?
Наверное, так. Ведь теперь она – иностранка, а Южная Корея
– чужая страна, буржуазная и, значит, враждебная. Что же
получилось? Её отец и родные братья... фу, язык не
поворачивается.
А стоит представить, что всею семьёю приехали туда...
Как дальше? Ни двора, ни кола, ни куриного пера. Нужно жильё,
нужна работа. Опять как бы начинать жизнь. Сколько можно?
Нет, чем больше об этом думаешь, тем безнадёжней
запутываешься. Будто бежишь в смятении по хитроумному
лабиринту. Где выход? Где? И есть ли он?
Её уже не зовут Ён Дя. Даже подруги, даже муж. Она
– Марина. А Дон Хи стал Виктором. И говорят они между собою