Page 232 - Возле моря

слышно:
– Урьяно, один светильник не может освещать два дома.
Голова его затуманилась – до сознания не дошёл смысл
мудрых слов; он дунул на светильник, и стало темно.
Развязал оби – поясок на кимоно.
– Ох, Урьяно...
Ветер ревел; в доме то под крышей, то рядом, в стене, по-
скрипывало, потрескивало...

Отохимэ ушла на рассвете, захватив с собою светильник.
Ульян лежал; он был счастлив. Но постепенно в нём
нарастало ощущение какой-то пустоты и начинало проясняться
понимание: случилось то, чего никогда не должно было бы слу-
читься. И как теперь?..
Проснулся поздно – в комнате висела сумеречность, словно
только что начало рассветать. Встал, отогнул немного циновку и
поразился: и земля, и кусты, и деревья залеплены ослепительным
снегом; лишь ручей между белых берегов бежал, как и вчера,
сверкающий, чистый. И тишина надо всем – словно замёрзшая.
Ни один шорох её не трогал.
Сразу и по склону сопки, и по дороге, и по лесу полыхнуло
солнце, и Ульяну причудилось, что лучи его сбили с деревьев
первые пышные хлопья снега, а затем они сами соскальзывали с
зелёных листьев, срывались с веток, рассыпаясь в искрящуюся
пыль.
Он смотрел, как красиво падает снег, и думал об Отохимэ.
Спит она ещё или тоже глядит в окно? Как себя чувствует?
Наверно, в отчаянии проклинает прошедшую ночь. И понять не
может, как такое случилось. То ли ум помрачился, то ли ковар-
ные духи всё-таки прошли по запутанным дорожкам двора,
проникли в дом и околдовали и Отохимэ, и его.
Он, нет, не жалеет: что произошло – было прекрасным. Но
сейчас он с испугом чего-то ожидает. Чего? Самое страшное – это
если Отохимэ возненавидит его. При встрече даже не взглянет
или, наоборот, посмотрит, но с презрением. Вот, мол, восполь-
зовался тем, что живёт тут без мужа...

230