Page 236 - Возле моря

погулять, – засмеялся он.
– Вы в такую непогоду попали!.. – сказал Ульян. – Плохое
что-то случилось?
– И плохо, и глупо, – проговорил Танака и выпил из ча-
шечки. – Запомни, Урьяно: рыбак должен чувствовать прибли-
жение шторма. И возвращаться. Лучше раньше сойти на берег,
чем опоздать. Всю рыбу никому не переловить. Я поощряю азарт,
когда он разумен, – хозяин палочками взял тонкие ломтики мяса,
омакнул в приправу; прожевав, сказал: – Покупались крепко, но
уже обсохли и, надеюсь, поумнели. Человек умнеет и старается
быть лучше после того, как побывал у порога смерти.
Танака ещё наполнил чашечки мутным сакэ и закурил си-
гаретку, с наслаждением жмурясь.
– Урьяно, я решил так: раз я в достатке живу, и ты должен
жить хорошо. Я отдаю тебе в аренду один из своих промыслов.
На пятнадцать лет. Условия следующие...
Танака затянулся сигареткой.
А Ульяна, ошеломлённого, пот прошиб под рубахою. Ему –
промысел? Да что делать-то с ним?
– Условия следующие, – продолжил Танака. – Всё, что по-
строено на промысле, – остаётся. Остаются два невода и три
кунгаса. И люди. Рыбаки они старательные. Живут на то, что
заработают. И тебе приходилось так жить. Поймёте друг друга.
Говорить ты по-нашему умеешь.
После второй чашечки сакэ Танака заметно захмелел; лицо
его, широкое, в тонких морщинках у глаз, выражало доброту и
весёлость. Ульяну время от времени казалось, что Танаке хочется
запеть или сотворить что-нибудь этакое шаловливое.
– Урьяно, сказать, чтоб тебе чашку большую принесли? Не
стесняйся. Пей, сколько душа пожелает.
Душа Ульяна не желала тёплого сакэ. Самогону бы кружку
рвануть. Но вообще не до питья что-то. В голове – точно в море
два течения столкнулись: всё бурлит и пенится. Целый промысел
пообещал. Неужто по правде? Или по пьянке поболтает и забу-
дет? А если всё по правде, то не Отохимэ ли отца на это надо-
умила? Нет, не узнать ему, что у неё на уме. Может, невероятное

234