Page 260 - Возле моря

исчез от всего мира. Лежал, ощущая себя ненужным, отрешён-
ным от забот, и видел над собою лишь молочно-пенные облака,
нутро которых ворочалось в немом кипении. И уже казалось,
встреча его с Отохимэ, даже наедине, будет скованной и отчуж-
дённой. С чего бы ей обрадоваться ему, мужику? У неё своя,
благородная семья, у него – своя. О чём говорить? Не о том же,
что произошло так давно и случайно. Она и не помнит просто.
– А сын?
Ульян не понял, кто это шепнул. Неужто сам? Ну, не трава
же. Стояла она тихо в здоровом тугом наливе соками. Когда ещё
вот так, в порочном безделье, лежал он? Нет, не припомнит. Всё –
работа, работа на промысле, милосердно уступленном ему доб-
рым человеком. Но всему приходит конец. И теперь, как гово-
рится, с чужого коня и среди грязи – долой.
«А мальца придумал... – возразил себе Ульян. – Не мой он.
И с Отохимэ к чему встречаться?»
Он закрыл глаза, начиная глубинным мужицким чутьём
угадывать, что, в общем-то, не след терзаться, чего-то губи-
тельного не произойдёт. Ну, Танака заберёт промысел. А у него,
Ульяна, руки – есть, сила – есть, голова – на месте. Чего ханд-
рить? Ему уж новый хомут пообещали.
Он потянулся и замер под густым теплом солнца и неко-
торое время валялся безвольно и дремотно.
Застывшую тишину потревожил звонкий всплеск – это иг-
ранула в ручье рыба.
Ульян встал и отправился на промысел...
В субботней утрешней выборке улова из невода вытащили
много крупных крабов. И вспомнилось Ульяну: хозяин расска-
зывал, что недавно ещё, в конце того века, рыбаки не знали, как с
ними обращаться. И цепляли крюками, и оглушали, словно
треску, и просто боялись. Но в неводах оставлять их нельзя –
вместе с сельдью доставляли на берег. Но и здесь куда их? Кра-
бов мало кто ел и в японских городах, и на сахалинских про-
мыслах. Но Танаке тогда, молодому рыбаку, они сразу понра-
вились. И всем он советовал привыкать к такой пище. Сейчас,
если бы кто швырнул краба в котёл с рыбой, был бы изгнан с

258