Page 256 - Возле моря

– Понять – не через бурю пройти. Да пишу-то я коряво и по-
старому.
– Разберу.
Ульян Сысоевич затворил за ним калитку и почувствовал,
как сильно ослабли ноги – вот-вот подкосятся. Ну и наболтал!
Что ж теперь будет?
С трудом поднявшись на крыльцо, отдышался, в сторожке
еще попил, наглухо занавесил окно и лёг на скамейку. Чему бы-
вать – того не миновать. Но оттянуть на немного можно. Ведь он,
Кирилл, был настроен чуждо. Этот волк и сейчас не товарищ. И
всё ж пока не схватит. Мозги у него переплелись – какие путаные
следы перед его глазами потянулись. Попробуй распутай их –
они уводят в густые дебри прошлого. А там всё огнём слизнуло,
дождями смыло.
В колене стрельнуло. Поморщился. А что, если обнаружат
документы из того времени, и в них, конечно же, не отыщется
Ульяна Буланова. Тогда – о, какая ярость взбурлит! Раздавят с
особым удовольствием. Однако коли затянул песню, так веди до
конца.
А что писать? Писать-то труднее, чем языком молоть.
Но минут через десять Ульян Сысоевич подсел к столу, из
середины журнала, в котором расписывался за принятие и сдачу
дежурства, вырвал лист, пододвинул к себе чернильницу с руч-
кой. Каждое предложение обдумывал несуетно, по-хозяйски, как
будто игличкой сплетал сеть из крепкой нити, – намертво затя-
гивал узлы, ровно расправляя ячею; когда все слова твёрдо
вставали друг за другом, он заносил их на бумагу. И двадцать лет
его жизни уложились на пол-листа.
Ульян Сысоевич устало вздохнул и снова повёл по бумаге
пером:
«Въ 1925 г. положенiе моё, ежели бы не прибытiе Ото-
химэ...»
Он отбросил ручку, простонав:
– Всё – кобыле под хвост! Переписывать надо.
Но, покурив и вскипятив чай, решил зачеркнуть несколько
слов, а дальше дописать: «усугубилось».

254