Page 306 - Возле моря

бука и штукатурки, – как со звоном сталкиваются стаканы, затем
мужики начинают петь растяжно, горласто; в какую-то минуту
кажется: всё, уморились, вот-вот стихнут, но у них затевается
спор по какому-нибудь пустяку, и они распаляются яро, грызутся
в криках.
Ульян Сысоевич как-то постучал кулаком в стену: дескать,
угомонитесь.
В ответ загремела матерщина и, похоже, сам хозяин ударил
чем-то тяжёлым в стену – содрогнулась, и из неё, закопчён-
но-серой, точно из половика, задымила пыль.
Ну как так можно жить? Безалаберные, бросовые люди.
В прошлый день, идя на дежурство, Ульян Сысоевич
встретился со своим соседом, и тот, тёпленький, помахал паль-
цем перед его лицом, говоря:
– Ты не долби. В стену мне не долби. Не намекай. Я рабо-
чий человек. Соль земли! Движущая сила. Вот отвкалывал – и
отдыхаю. А ты?.. Ещё долбанёшь, потревожишь мой культурный
отдых, я те... контра недобитая! Уясни!
Однако на этот раз за стенкой было тихо, и Ульян Сысоевич
быстро уснул и спал долго; пробудился от желания что-нибудь
съесть. В каморке – ни крошки. Вытащил в тумбочке из-под за-
пасной рубахи остатные деньги и нацелился в столовку – до
аванса два дня осталось, так что можно сегодня поплотней за-
правиться.
Устроившись за столиком у окна, Ульян Сысоевич единым
духом выдул кружку пива и пододвинул к себе тарелку с двумя
котлетами и картофельным комковатым, с серым отливом пюре.
Да, всё меняется. Раньше зайдёшь покушать – девушка,
улыбчивая, чистенькая, тут как тут: чего хотите? И принесёт
скоренько, и приятного аппетита пожелает, и, если ты не против,
музыку включит, тихую, мелодичную; и уютно, красиво вокруг.
А через такую столовку с утра до вечера проходят сотни
людей и почти все в сапожищах; официантки, неприветливые,
так опускают на стол еду в чашке или тарелке, будто про себя
говорят: «На, жри! Надоели уж!». И всё, что в рот ни возьмёшь, –
безвкусное, не от сердца приготовленное.

304