Page 21 - Страдания юного Вертера

20

Да, Вильгельм, у меня бывают минуты такого мужества, когда я готов вскочить, все
стряхнуть с себя и бежать, вот только не знаю – куда.

Вечером

Сегодня мне попался в руки мой дневник, который я забросил с некоторых пор, и меня
поразило, как сознательно я, шаг за шагом, шел на это, как ясно видел всегда свое состояние
и тем не менее поступал не лучше ребенка, и теперь еще ясно вижу все, но даже не собира-
юсь образумиться.

10 августа

Я мог бы вести чудесную, радостную жизнь, не будь я глупцом. Обстоятельства скла-
дываются на редкость счастливо для меня. Увы! Верно говорят, что счастье наше в нас са-
мих. Я считаюсь своим в прекраснейшей из семей, старик любит меня, как сына, малыши,
как отца, а Лотта… И вдобавок добрейший Альберт, который никогда не омрачает моего
счастья сварливыми выходками, а, наоборот, окружает меня сердечной дружбой и дорожит
мною больше, чем кем-нибудь на свете после Лотты! Любо послушать, Вильгельм, как мы
во время прогулки беседуем друг с другом о Лотте. На свете не найдешь ничего смешнее
этого положения, только мне от него часто хочется плакать.
Он мне рассказывает о том, как почтенная матушка Лотты на смертном одре завещала
ей хозяйство и детей, а ему поручила Лотту; как с той поры Лотта совсем переродилась: в
хлопотах по дому и в житейских заботах она стала настоящей матерью: каждый миг ее дня
заполнен деятельной любовью и трудом, и тем не менее природная веселость и жизнера-
достность никогда ее не покидают! Я иду рядом с ним, рву придорожные цветы, бережно
собираю их в букет и… бросаю в протекающий ручеек, а потом слежу, как они медленно
плывут по течению. Не помню, писал ли я тебе, что Альберт останется здесь и получит
службу с приличным содержанием от двора, где к нему весьма благоволят. Я не встречал
людей, равных ему по расторопности и усердию в работе.

12 августа

Бесспорно, лучше Альберта нет никого на свете. Вчера у нас с ним произошла удиви-
тельная сцена. Я пришел к нему проститься, потому что мне взбрело на ум отправиться вер-
хом в горы, откуда я и пишу тебе сейчас; и вот, когда я шагал взад и вперед по комнате, мне
попались на глаза его пистолеты. «Одолжи мне на дорогу пистолеты», – попросил я. «Сде-
лай милость, – отвечал он. – Но потрудись сам зарядить их; у меня они висят только для
украшения». Я снял один из пистолетов, а он продолжал: «С тех пор как предусмотрител ь-
ность моя сыграла со мной злую шутку, я их и в руки не беру». Я полюбопытствовал узнать,
как было дело, и вот что он рассказал: «Около трех месяцев жил я в деревне у приятеля,
держал при себе пару незаряженных карманных пистолетов и спал спокойно. Однажды в
дождливый день сижу я, скучаю, и бог весть почему мне приходит в голову: а вдруг на нас
нападут, вдруг нам понадобятся пистолеты, вдруг… словом, ты знаешь, как это бывает. Я
сейчас же велел слуге почистить и зарядить их; а он давай балагурить с девушками, пугать
их, а шомпол еще не был вынут, пистолет выстрелил невзначай, шомпол угодил одной де-
вушке в правую руку и раздробил большой палец. Мне пришлось выслушать немало нар е-
каний и вдобавок заплатить за лечение. С тех пор я воздерживаюсь заряжать оружие. Вот
она-предусмотрительность! Опасности не предугадаешь, сердечный друг! Впрочем…» Надо
тебе сказать, что я очень люблю его, пока он не примется за свои «впрочем». Само собой
понятно, что из каждого правила есть исключения. Но он до того добросовестен, что, выска-
зав какое-нибудь, на его взгляд, опрометчивое, непроверенное общее суждение, тут же за-
сыплет тебя оговорками, сомнениями, возражениями, пока от сути дела ничего не останется.
На этот раз он тоже залез в какие-то дебри; под конец я совсем перестал слушать и шутки
ради внезапным жестом прижал дуло пистолета ко лбу над правым глазом. «Фу! К чему
это?» – сказал Альберт, отнимая у меня пистолет. «Да ведь он не заряжен», – возразил я.