Page 18 - Страдания юного Вертера
P. 18
17
себе мужа (Лотта была при этом) и сказала ему: «Я должна покаяться перед тобой, потому
что иначе у тебя после моей смерти будут неприятности и недоразумения. Я всегда вела хо-
зяйство насколько могла бережливо и осмотрительно; однако ты простишь мне, что я все
эти тридцать лет плутовала. В начале нашего супружества ты назначил ничтожную сумму
на стол и другие домашние расходы. Когда хозяйство наше расширилось и прибыль от тор-
говли возросла, ты ни за что не желал соответственно увеличить мне недельное содержание:
словом, сам знаешь, как ни широко мы жили, ты заставлял меня обходиться семью гульде-
нами в неделю. Я не перечила, а недостаток еженедельно пополняла из выручки, – ведь ни-
кто не подумал бы, что хозяйка станет обкрадывать кассу. Я ничего не промотала и могла
бы, не признавшись, с чистой совестью отойти в вечность, но ведь та, что после меня возь-
мет в руки хозяйство, сразу же станет в тупик, а ты будешь твердить ей, что первая твоя же-
на умела сводить концы с концами».
Мы поговорили с Лоттой о невероятном ослеплении человека, который не подозрева-
ет, что дело нечисто, когда семи гульденов хватает там, где явно расходуется вдвое. Однако
я сам встречал людей, которые не удивились бы, если бы у них в доме завелся кувшинчик с
не иссякающим по милости пророка маслом.
13 июля
Нет, я не обольщаюсь! В ее черных глазах я читаю непритворное участие ко мне и мо-
ей судьбе. Да, я чувствую, а в этом я могу поверить моему сердцу… я чувствую, что она, –
могу ли, смею ли я выразить райское блаженство этих слов? – что она любит меня… Любит
меня! Как это возвышает меня в собственных глазах! Как я… тебе можно в этом признаться,
ты поймешь… как я благоговею перед самим собой с тех пор, что она любит меня!
Не знаю, дерзость ли это или верное чутье, только я не вижу себе соперника в сердце
Лотты. И все же, когда она говорит о своем женихе, и говорит так тепло, так любовно, я
чувствую себя человеком, которого лишили всех почестей и чинов, у которого отобрали
шпагу.
16 июля
Ах, какой трепет пробегает у меня по жилам, когда пальцы наши соприкоснутся
невзначай или нога моя под столом встретит ее ножку! Я отшатываюсь, как от огня, но тай-
ная сила влечет меня обратно – и голова идет кругом! А она в невинности своей, в просто-
душии своем не чувствует, как мне мучительны эти мелкие вольности! Когда во время бесе-
ды она кладет руку на мою, и, увлекшись спором, придвигается ко мне ближе, и ее
божественное дыхание достигает моих губ, – тогда мне кажется, будто я тону, захлестнутый
ураганом. Но если когда-нибудь я употреблю во зло эту ангельскую доверчивость и… ты
понимаешь меня, Вильгельм! Нет, сердце мое не до такой степени порочно. Конечно, оно
слабо, очень слабо. А разве это не пагубный порок?
Она для меня святыня. Всякое вожделение смолкает в ее присутствии. Я сам не свой
возле нее, каждая частица души моей потрясена. У нее есть одна излюбленная мелодия, ко-
торую она божественно играет на фортепьяно, – так просто, с таким чувством! Первая же
нота этой песенки исцеляет меня от грусти, тревоги и хандры.
Я без труда верю всему, что издавна говорилось о волшебной силе музыки. До чего
трогает меня безыскусный напев! И до чего кстати умеет она сыграть его, как раз когда мне
впору пустить себе пулю в лоб! Смятение и мрак моей души рассеиваются, и я опять дышу
вольнее.
18 июля
Вильгельм, что нам мир без любви! То же, что волшебный фонарь без света. Едва ты
вставишь в него лампочку, как яркие картины запестреют на белой стене! И пусть это будет
только мимолетный мираж, все равно, мы, точно дети, радуемся, глядя на него, и восторга-
емся чудесными видениями. Сегодня мне не удалось повидать Лотту: докучные гости за-