Page 16 - Страдания юного Вертера

15

слушала очень внимательно, а молодой человек возразил мне, что не в нашей власти управ-
лять собой, а тем более своими ощущениями. «Здесь речь идет о неприятных ощущениях, –
отвечал я, – а от них всякий рад избавиться, и никто не знает предела своих сил, пока не и с-
пытает их. Кто болен, тот уже обойдет всех врачей, согласится на любые жертвы, не отка-
жется от самых горьких лекарств, лишь бы вернуть себе желанное здоровье». Я заметил, что
старик пастор напрягает слух, желая принять участие в нашем споре; тогда я возвысил голос
и обратил свою речь к нему. «Церковные проповеди направлены против всяческих поро-
ков, – говорил я, – но мне еще не доводилось слышать, чтобы с кафедры громили угрюмый
4
нрав» . – «Пусть этим занимаются городские священники, – возразил он, – у крестьян не бы-
вает плохого расположения духа, впрочем, иногда такая проповедь не помешала бы, хотя бы
в назидание моей жене и господину амтману». Все общество рассмеялось, и сам он смеялся
от души, пока не закашлялся, что на время прервало наш диспут; затем слово опять взял мо-
лодой человек. «Вы назвали угрюмый нрав пороком; на мой взгляд, это преувеличено». –
«Ничуть, – отвечал я, – разве то, чем портят жизнь себе и своим ближним, не заслуживает
такого названия? Мало того что мы не в силах сделать друг друга счастливыми: неужто мы
должны еще отнимать друг у друга ту радость, какая изредка выпадает на долю каждого? И
назовите мне человека, дурно настроенного, но достаточно мужественного, чтобы скрывать
свое настроение, одному страдать от него, не омрачая жизни окружающим. Притом же чаще
всего дурное настроение происходит от внутренней досады на собственное несовершенство,
от недовольства самим собой, неизбежно связанного с завистью, которую, в свою очередь,
разжигает нелепое тщеславие. Видеть счастливых людей, обязанных своим счастьем не
нам, – вот что несносно». Лотта улыбнулась мне, видя, с каким волнением я говорю, а слезы,
блеснувшие в глазах Фредерики, подстрекнули меня продолжать: «Горе тому, кто, пользуясь
своей властью над чужим сердцем, лишает его немудреных радостей, зарождающихся в нем
самом. Никакое баловство, никакие дары не заменят минуты внутреннего удовольствия,
отравленной завистливой неприязнью нашего мучителя».
Сердце мое переполнилось в этот миг; воспоминания о том, что было выстрадано ко-
гда-то, теснились в груди, и на глаза навернулись слезы.
«Вот что надо изо дня в день твердить себе, – заговорил я. – Одно только можешь ты
сделать для друзей: не лишать их радости и приумножать их счастье, разделяя его с ними.
Когда их терзает мучительная страсть, когда душа у них потрясена скорбью, способен ли ты
дать им хоть каплю облегчения?
И что же? Когда девушка, чьи лучшие годы отравлены тобой, лежит в полном изнемо-
жении, сраженная последним, страшным недугом, и невидящий взор ее устремлен ввысь, а
на бледном лбу проступает смертный пот, – тебе остается лишь стоять у постели, как пре-
ступнику, до глубины души ощущать свое бессилие и с мучительной тоской сознавать, что
ты отдал бы все силы, лишь бы вдохнуть крупицу бодрости, искру мужества в холодеющее
сердце!»
Воспоминание о подобной сцене, пережитой мною, сломило меня, пока я говорил. Я
поднес платок к глазам и поспешил покинуть общество, и только голос Лотты, кричавшей
мне: «Пора домой!» – отрезвил меня. И как же она бранила меня дорогой: нельзя все прини-
мать так близко к сердцу! Это просто губительно! Надо беречь себя! Ангел мой! Я должен
жить ради тебя!

6 июля

Она все еще ходит за своей умирающей приятельницей и по-прежнему верна себе: то
же прелестное, заботливое создание, которое одним взглядом смягчает муки и дарит сча-
стье. Вчера вечером она отправилась погулять с Марианной и крошкой Мальхен; я знал об
этом, встретил ее, и мы пошли вместе. Погуляв часа полтора, мы возвратились в город и
остановились у источника, который давно уже мил мне, а теперь стал в тысячу раз милее.

4 У нас имеется теперь превосходная проповедь Лафатера на эту тему, между прочим и по поводу книги
пророка Ионы. (Прим. автора.)