Page 37 - Страдания юного Вертера
P. 37
36
5 сентября
Она написала своему мужу записочку в деревню, где он находится по делам. Записка
начиналась: «Дорогой, любимый, возвращайся как можно скорее! Жду тебя с несказанной
радостью». Тут как раз явился один приятель и сообщил, что по некоторым причинам мужу
придется задержаться. Записка не была отослана, а вечером попала мне в руки. Я прочел ее
и улыбнулся; она спросила, чему я улыбаюсь. «Воображение – поистине дар богов! – вскри-
чал я. – Я на миг вообразил, будто это написано мне». Она прервала разговор, он явно был
ей неприятен, я замолчал тоже.
6 сентября
Долго я не решался сбросить тот простой синий фрак, в котором танцевал с Лоттой; но
под конец он стал совсем неприличным. Тогда я заказал новый, такой же точно, с такими же
отворотами и обшлагами, и к нему опять желтые панталоны и жилет.
Все же он не так мне приятен. Не знаю… может быть, со временем я полюблю и его.
12 сентября
Она уезжала на несколько дней за Альбертом. Сегодня я вошел к ней в комнату; она
поднялась мне навстречу, и я с невыразимой радостью поцеловал ее руку. С зеркала вспорх-
нула и села к ней на плечо канарейка. «Новый друг! – сказала она и приманила птичку к се-
бе на руку. – Я купила ее для моих малышей. Посмотрите, какая прелесть! Когда я даю ей
хлеба, она машет крылышками и премило клюет. И целует меня, смотрите!» Она подставила
птичке губы, и та прильнула так нежно к милым устам, словно ощущала всю полноту сча-
стья, которое было ей дано.
«Пусть поцелует и вас», – сказала она и протянула мне канарейку. Клювик проделал
путь от ее губ к моим, и когда он щипнул их, на меня повеяло предчувствием сладостного
упоения.
«В ее поцелуе есть доля алчности, – заметил я. – Она ищет пропитания, и пустая ласка
не удовлетворяет ее».
«Она ест у меня изо рта», – сказала Лотта и протянула ей несколько крошек, зажав их
между губами, на которых сияла улыбка невинно-участливой любви. Я отвернулся. Зачем
она это делает? Зачем раздражает мое воображение картинами неземной чистоты и радости,
зачем будит мое сердце от сна, в который погружает его порой равнодушие к жизни? Впро-
чем, что я? Она так мне верит! Она знает, как я люблю ее!
15 сентября
Меня бесит, Вильгельм, когда я вижу людей, не умеющих ценить и беречь то, что еще
есть хорошего на земле. Ты, конечно, помнишь ореховые деревья, под которыми мы сидели
с Лоттой у славного ш-ского пастора, великолепные ореховые деревья, всегда доставлявшие
мне истинное наслаждение. Какой уют, какую прохладу давали они пасторской усадьбе, ка-
кие они были ветвистые! И сколько с ними связано воспоминаний о почтенных священно-
служителях, посадивших их в давно минувшие годы! Школьный учитель слышал от своего
деда имя одного из них и не раз его поминал: прекрасный, говорят, был человек, и я свято
чтил его память под сенью этих деревьев. Поверишь ли, учитель со слезами на глазах гово-
рил вчера о том, что их срубили. Срубили! Я вне себя от бешенства! Я способен прикончить
того мерзавца, который нанес им первый удар. Если бы у меня во дворе росли такие деревья
и одно из них погибло от старости, я бы горевал всей душой, а чему мне теперь приходится
быть свидетелем! Одно только отрадно, дорогой друг! Есть еще человеческие чувства! Все
село ропщет, и, надо надеяться, пасторша ощутит на масле, яйцах и прочих приношениях,
какую рану она нанесла своему приходу. Ибо зачинщица всему она, жена нового пастора
(наш старик уже умер). Хилое, хворое создание, имеющее веские причины относиться
неприязненно к миру, потому что она-то никому не внушает приязни. Она глупа, а мнит се-