Page 39 - Страдания юного Вертера

38

ней часто бывают обмороки. «Я за ее жизнь дорого не дам», – говорила гостья. «Н. Н. тоже
плох», – заметила Лотта. «Он весь распух», – подхватила та. И мое воображение перенесло
меня к постели страдальцев; я видел, с какой неохотой уходят они из жизни, как они… ах,
Вильгельм!.. А мои дамочки говорили об этом, как обычно говорят о смерти постороннего.
И когда я оглядываюсь и вижу эту комнату и повсюду платья Лотты и бумаги Альберта и
вещи, с которыми я так свыкся, даже с этой чернильницей, я говорю себе: «Что ты значишь
для этого дома! Рассуди здраво. Друзья чтут тебя! Они видят от тебя столько радостей, и сам
ты как будто не мог бы жить без них; и все же – уйди ты, покинь их круг, ощутили бы они, и
надолго ли ощутили, пустоту в своей жизни от разлуки с тобой? Надолго ли?» Ах, такова
бренность человека, что даже там, где он по-настоящему утверждает свое бытие, где созда-
ется единственно верное впечатление от его присутствия, – в памяти и в душе его близких,
даже и там суждено ему угаснуть, исчезнуть – и так быстро!

27 октября

Часто мне хочется разодрать себе грудь и размозжить голову оттого, что люди так ма-
ло способны дать друг другу. Увы, если во мне самом нет любви, радости, восторга и жара,
другой не подарит мне их, и, будь мое сердце полно блаженства, я не сделаю счастливым
того, кто стоит передо мной, бесчувственный и бессильный.

Вечером

Мне так много дано, но чувство к ней поглощает все; мне так много дано, но без нее
нет для меня ничего на свете.

30 октября

Сотни раз был я готов броситься ей на шею. Один бог ведает, легко ли видеть, как п е-
ред глазами мелькает столько прелести, и не иметь права схватить ее. Ведь человек по при-
роде своей захватчик! Хватают же дети все, что им вздумается? А я?

3 ноября

Бог свидетель, как часто ложусь я в постель с желанием, а порой и с надеждой никогда
не проснуться; утром я открываю глаза, вижу солнце и впадаю в тоску. Хорошо бы обладать
вздорным характером и сваливать вину на погоду, на третье лицо, на неудавшееся предпри-
ятие! Тогда несносное бремя досады тяготело бы на мне лишь вполовину. А я, увы, слишком
ясно понимаю, что вся вина во мне самом, – впрочем, какая там вина! Все равно, во мне са-
мом источник всяческих мучений, как прежде был источник всяческого блаженства.
Ведь я все тот же, но раньше я упивался всей полнотой ощущений, на каждом шагу от-
крывал рай, и сердце имел достаточно вместительное, чтобы любовно объять целый мир. А
теперь мое сердце умерло! Оно больше не источает восторгов, глаза мои сухи, чувства не
омыты отрадными слезами, и потому тревожно хмурится чело. Я страдаю жестоко, ибо я
утратил то, что было единственным блаженством моей жизни, исчезла священная живо-
творная сила, которая помогала мне созидать вокруг меня миры! Теперь я смотрю в окно и
вижу, как солнце разрывает туман над дальними холмами и озаряет тихие долины, а мирная
река, извиваясь, бежит ко мне между оголенными ивами, и что же? – Эта дивная природа
мертва для меня, точно прилизанная картинка: и вся окружающая красота не в силах пере-
качать у меня из сердца в мозг хоть каплю воодушевления, и я стою перед лицом божьим,
точно иссякший колодец, точно рассохшаяся бадья! Сколько раз падал я ниц и молил госпо-
да даровать мне слезы, как землепашец молит даровать дождь, когда небо так беспощадно, а
земля истомилась от жажды. Но, увы! Я знаю, бог дает дождь и ведро не по нашим исступ-
ленным мольбам, и недаром терзает меня память о тех блаженных временах, когда я терпе-
ливо ждал, чтобы дух его снизошел на меня, и всем признательным сердцем моим принимал
благодать, изливаемую им на меня!