Page 46 - Страдания юного Вертера

45

бурлят при лунном свете стремительные потоки, заливая все вокруг; рощи, поля и луга, и
вся обширная долина сплошное море, бушующее под рев ветра! А когда луна выплывала из
черных туч и передо мной грозно и величаво сверкал и гремел бурный поток, тогда я весь
трепетал и рвался куда-то! Стоя над пропастью, я простирал руки, и меня влекло вниз! Вниз!
Ах, какое блаженство сбросить туда вниз мои муки, мои страдания! Умчаться вместе с вол-
нами! Увы! Я не мог сдвинуться с места, не мог покончить разом со всеми муками! Я чув-
ствую, срок мой еще не вышел! Ах, Вильгельм! Я без раздумья отдал бы свое бытие за то,
чтобы вместе с ветром разгонять тучи, обуздывать водные потоки. О, неужто узнику когда-
нибудь выпадет в удел это блаженство?
С какой грустью смотрел я вниз, отыскивая глазами местечко под ивой, где мы с Лот-
той после прогулки отдыхали от зноя, я едва узнал иву, все кругом тоже было затоплено,
Вильгельм! «А луга и все окрестности охотничьего дома! – думал я. – Как, должно быть, по-
страдала от этого потопа наша беседка!» И прошлое солнечным лучом согрело мне душу,
как пленника – сон о стадах, лугах и почестях! А я стоял! Я не браню себя, у меня достанет
мужества умереть. Но лучше бы… И вот я сижу, как старая нищенка, которая собирает щеп-
ки под заборами и выпрашивает корки хлеба у дверей, чтобы хоть немного продлить и скра-
сить свое жалкое, безрадостное существование.

14 декабря

Друг мой, что же это такое? Я боюсь самого себя. Неужто любовь моя к ней не бы ла
всегда благоговейнейшей, чистейшей братской любовью? Неужто в душе моей таились пре-
ступные желания? Не смею отрицать… К тому же эти сны! О, как правы были люди, когда
приписывали внутренние противоречия влиянию враждебных сил! Сегодня ночью – страш-
но сознаться – я держал ее в объятиях, прижимал к своей груди и осыпал поцелуями ее гу-
бы, лепетавшие слова любви, взор мой тонул в ее затуманенном негой взоре! Господи!
Неужто я преступен оттого, что для меня блаженство – со всей полнотой вновь переживать
те жгучие радости? Лотта! Лотта! Я погибший человек! Ум мой мутится, уже неделю я сам
не свой, глаза полны слез. Мне повсюду одинаково плохо и одинаково хорошо. Я ничего не
хочу, ничего не прошу. Мне лучше уйти совсем.

Решение покинуть мир все сильнее укреплялось в душе Вертера в ту пору, чему спо-
собствовали и разные обстоятельства. С самого возвращения к Лотте это было последним
его прибежищем, последней надеждой; однако он дал себе слово, что это не будет шальной
и необдуманный шаг, он совершит его с ясным сознанием, с твердой и спокойной решимо-
стью.
Его сомнения, его внутренняя борьба раскрываются в записи без числа, составлявшей,
по-видимому, начало письма к Вильгельму и найденное среди его бумаг.
«Ее присутствие, ее участь, ее сострадание к моей участи только и могут еще исторг-
нуть слезы из моего испепеленного сердца.
Поднять завесу и скрыться за ней! Вот и все! К чему же мешкать и колебаться? Пото-
му, что мы не знаем, каково там, за этой завесой? И потому, что возврата оттуда нет? И еще
потому, что нам свойственно предполагать хаос и тьму там, где все для нас неизвестность».

Мало-помалу он освоился и сроднился с печальной мыслью, и намерение его утверди-
лось бесповоротно, о чем свидетельствует нижеследующее двусмысленное письмо его к
другу.

20 декабря

Только твое любящее сердце, Вильгельм, могло так откликнуться на мои слова. Да, ты
прав: мне лучше уйти. Предложение твое возвратиться к вам не совсем улыбается мне; во
всяком случае, я намерен сделать небольшой крюк, тем более что мы ожидаем длительных
морозов и хороших дорог. Мне очень приятно, что ты собираешься приехать за мной; по-
времени только недельки две и дождись письма с дальнейшими моими планами. Нельзя