Page 59 - Страдания юного Вертера

58

вторно вернул «Вертера» в материнское чрево для вторичного его рождения» (так в письме
к Кнебелю от 21 ноября 1882 г.). Только в 1886 году окончательный текст романа был раз и
навсегда установлен. К тому же времени относятся и знаменательные слова писателя к его
подруге, госпоже Шарлотте фон Штейн: «Я исправляю Вертера и нахожу, что автор сделал
глупость, не застрелившись по окончании этой вещи».
Вторично (и в последний раз) поэт соприкоснулся со своим юношеским романом в
1823 году, в горестный год заката его последней любви и светлых надежд увенчать его
страстное влечение законным браком.
И надо же было, чтобы как раз теперь, летом 1823 года, из Лейпцига подоспело пред-
ложение книгоиздательства Вейланда, пятьдесят лет назад осуществившего первоиздание
знаменитого романа! Наследники старика Вейланда просили господина тайного советника
украсить эту книгу новым предисловием. Гете дал на то свое согласие. Но предисловие не
было написано: рана, нанесенная тяжелой утратой, еще не зарубцевалась. Автор предпослал
юбилейному изданию стихотворение, обращенное к Вертеру не как к вымышленному герою,
а как к своему alter ego, в котором имеются такие строки:

Тебе уйти, мне – жить на долю пало,
Покинув мир, ты потерял так мало.

Нет, Гете недаром остерегался всю свою жизнь перечитывать «Вертера». По его
утверждению, высказанному все в той же беседе с Эккерманом, на которую мы уже ссыла-
лись, этот роман «сплошь усеян зажигательными бомбами». Читая его, «становится как-то
не по себе и невольно пробуждается страх, что ты вновь подпадешь под власть патологиче-
ской силы, некогда его породившей».

Трагической почвой, вскормившей «Страдания юного Вертера», был Вецлар, резиден-
ция имперского суда, куда Гете прибыл в мае 1772 года по желанию отца, мечтавшего о бле-
стящей юридической карьере сына. Записавшись адвокатом-практиком при имперском суде,
Гете не заглядывал в здание судебной палаты. Тем усерднее он посещал дом амтмана (то
есть управляющего обширной экономией Тевтонского ордена), куда его влекло пылкое чув-
ство к Шарлотте, старшей дочери хозяина, невесте секретаря ганноверского посольства
Иоганна Кристиана Кесгнера, с которым Гете поддерживал доброприятельские отношения.
11 сентября того же 1772 года Гете, внезапно и ни с кем не простившись, покидает Вецлар,
приняв решение вырваться из двусмысленной ситуации, в которой он очутился. Искренний
друг Кестнера, он увлекся его невестой, и та не осталась к нему равнодушной. Это знает
каждый из трех, – отчетливее всех, пожалуй, трезвый и умный Кестнер, уже готовый вер-
нуть Шарлотте данное ею слово. Но Гете, хотя и влюбленный, хотя и безумствующий, укло-
няется от великодушной жертвы друга, которая и от него, Гете, потребовала бы ответной
жертвы-отказа от абсолютной свободы, без которой он, бурный гений, не представлял себе
своей только что начинавшей развертываться литературной деятельности – своей борьбы с
убогой немецкой действительностью. С нею не мирился какой бы то ни было покой, какая
бы то ни было устроенность жизни. Горечь разлуки с прелестной девушкой, страдания юно-
го Гете были неподдельны. И не подлежит сомнению, что мысль о самоубийстве порою ка-
залась молодому поэту единственным выходом из трагического сплетения разнородных
чувств и тяжких сомнений. Так или иначе, но Гете разрубил этот туго затянувшийся узел.
«Он ушел, Кестнер! Когда вы получите эти строки, так знайте, что он ушел… – так писал
Гете в ночь перед его бегством из Вецлара. – Теперь я один и вправе плакать. Оставляю вас
счастливыми, но не перестану жить в ваших сердцах».
Не знаю, не содержится ли в последней строчке записки намек на то, что он «литера-
турно отчитается» перед друзьями в своих вецларских переживаниях.
«Вертер», – говорил Гете в старости, – это тоже такое создание, которое я, подобно пе-
ликану, вскормил кровью собственного сердца». Все это так, конечно, но еще не дает осно-
ваний видеть в Вертере всего лишь главу автобиографии, произвольно снабженную трагиче-
ской развязкой-самоубийством вымышленного героя. Нет, Гете ни в малой мере не Вертер,
сколько бы автор ни наделял героя своими душевно-духовными качествами, в том числе и