Page 58 - Страдания юного Вертера
P. 58

57

                 Французской  буржуазной  революции.  В  политически  отсталой,  феодально-раздробленной
                 Германии  о  каких-либо  социальных  переменах  можно  было  разве  только  грезить.  Как  ни
                 нелепо-анахронична  сравнительно  с  другими  –  централизованными  –  европейскими  госу-
                 дарствами была тогдашняя Германия (или Священная Римская империя германской нации,
                 как она неоправданно пышно продолжала называться), как ни номинально-призрачна была
                 возглавлявшая  ее  верховная  власть,  –  ее  феодально  рассредоточенный  полицейски-
                 бюрократический строй еще не утратил относительной прочности. Хотя бы по той причине,
                 что в стране, говоря образным языком Энгельса, «не было той силы, которая могла бы сме-
                 сти разлагающиеся трупы отживших учреждений». Бюргерство, раздробленное, как и все в
                 этой державе, на множество больших и малых самостоятельных или полусамостоятельных
                 княжеств,  еще  не  сложилось  в  дееспособную  политическую  величину,  сплоченную  един-
                 ством национально-классовых интересов. То же приходится сказать и о городском плебей-
                 стве, и о подъяремных крепостных хлебопашцах.
                       То, что «Страдания юного Вертера» читались во всех городах и весях его родины, что
                 бессчетные пиратствующие книготорговцы, не спросись автора, перепечатыв али его роман
                 небывалыми тиражами, Гете нисколько не удивляло. Поражало его другое: то, что «Верте-
                 ром» в не меньшей мере были увлечены и французы, – «а что им до наших бед и страда-
                 ний!» Ведь еще в бытность свою страсбургским студентом Гете успел понаслышаться в
                 «полуфранцузском Эльзасе» самых радужных разговоров о предстоящих переменах. Ходили
                 благоприятнейшие слухи о якобы просвещенных взглядах наследника престола. Все упов а-
                 ли, что «существующие порядки» умрут чуть ли не в день и час, когда перестанет биться
                 старое сердце Людовика XV.
                       Пятнадцать лет сопутствовал «Вертер» читателям до того, как разразилась великая ре-
                 волюция, сокрушившая дворянскую монархию во Франции.  Ни при одной из предшеств о-
                 вавших ей буржуазных революций, ни в Нидерландах в XVI, ни в Англии в XVII, ни даже в
                 Северной Америке в XVIII столетии не произошло столь коренной ломки устаревших учре-
                 ждений  и  порядков,  какую  осуществила  французская  революция  на  исходе  позапрошлого
                 века, знаменуя четкий водораздел между феодальной эрой и буржуазно-капиталистической.
                       Но примечательно, что знаменитый немецкий роман не утратил своей популярности и
                 после  того,  как  этот  «водораздел»  стал  непреложной  явью.  Старый  уклад  поверженной
                 французской монархии, если не всюду в Европе, то достоверно во Франции, отошел в без-
                 возвратное прошлое, но горечь жизни, отвращение к жизни, к ее несовершенствам не разл у-
                 чились  с  земной  юдолью,  неотрывно  сопутствовали  людям,  наделенным  более  ранимым
                 сердцем,  и  в  новоявленную  эру.  «Пресловутая  «эпоха  Вертера»,  если  как  следует  в  нее
                 всмотреться, обусловлена не столько общим развитием мировой культуры, сколько частным
                 развитием  отдельного  человека,  прирожденное  свободолюбие  которого  было  вынуждено
                 приноравливаться  к  ограничивающим  формам  устаревшего  мира.  Несбыточность  счастья,
                 насильственная  прерванность  деятельности,  неудовлетворенное  желание  нельзя  назвать
                 недугом определенного времени, а скорее недугом отдельного лица. И как было бы грустно,
                 не будь в жизни каждого человека поры, когда ему кажется, будто «Вертер» написан только
                 для него одного», – сказал Гете Эккерману 2 января 1824 года.
                       Не вразрез с ранее высказанным утверждением, что-де чрезвычайный успех «Вертера»
                 был вызван тем, что «юный мир сам подкопался под свои устои», а, напротив, в дальнейшее
                 его развитие, Гете говорил (в частности, в письме от 3 декабря 1812 г., обращенном к другу
                 Цельтеру по случаю постигшего  его  большого  горя-самоубийства сына), что современность
                 с ее «нешуточным безумием» и «нестерпимым внешним гнетом» может всегда и на любом
                 этапе исторического бытия пробудить в юном, незащищенном сердце «волю к смерти». «Я
                 мог бы написать нового «Вертера», от которого  у людей  волосы станут дыбом пуще,  чем
                 при чтении первого». Гете, мужественно приявший мир со всеми его невзгодами и радостя-
                 ми, всегда  помнил,  каких  усилий ему  стоило  преодоление  «неприятия мира»  как в  «эпоху
                 Вертера», так – увы! – и позднее.
                       И отсюда  –  совсем особое отношение создателя  «Вертера»  к  своему  раннему творе-
                 нию. Из прочих своих сочинений Гете нередко читал по просьбе друзей и почитателей от-
                 дельные отрывки, но никогда не из  «Вертера»; да и сам только дважды перечитывал  его.
                 Первый раз – в восьмидесятых годах позапрошлого века, когда он, говоря его словами, «по-
   53   54   55   56   57   58   59   60   61   62