Page 81 - Анна Каренина

оттого, что появляется та самая страсть, которую не признавали, – сказал Вронский, что
старуха будет рада выбору сына, и ей странно было, что он, боясь – Но браками по рассудку
мы называем те, когда уже оба перебесились. Это как скарлатина, чрез это надо пройти.
– Тогда надо выучиться искусственно прививать любовь, как оспу…
– Я была в молодости влюблена в дьячка, – сказала княгиня Мягкая. – Не знаю,
помогло ли мне это.
– Нет, я думаю, без шуток, что для того, чтоб узнать любовь, надо ошибиться и потом
поправиться, – сказала княгиня Бетси.
– Даже после брака? – шутливо сказала жена посланника.
– Никогда не поздно раскаяться, – сказал дипломат английскую пословицу.
– Вот именно, – подхватила Бетси, – надо ошибиться и поправиться. Как вы об этом
думаете? – обратилась она к Анне, которая с чуть заметною твердою улыбкой на губах молча
слушала этот разговор.
– Я думаю, – сказала Анна, играя снятою перчаткой, – я думаю… если сколько голов,
столько умов, то и сколько сердец, столько родов любви.
Вронский смотрел на Анну и с замиранием сердца ждал, что она скажет. Он вздохнул
как бы после опасности, когда она выговорила эти слова.
Анна вдруг обратилась к нему:
– А я получила из Москвы письмо. Мне пишут, что Кити Щербацкая очень больна.
– Неужели? – нахмурившись, сказал Вронский.
Анна строго посмотрела на него.
– Вас не интересует это?
– Напротив, очень. Что именно вам пишут, если можно узнать? – спросил он.
Анна встала и подошла к Бетси.
– Дайте мне чашку чая, – сказала она, останавливаясь за ее стулом.
Пока княгиня Бетси наливала ей чай, Вронский подошел к Анне.
– Что же вам пишут? – повторил он.
– Я часто думаю, что мужчины не понимают того, что неблагородно, а всегда говорят
об этом, – сказала Анна, не отвечая ему. – Я давно хотела сказать вам, прибавила она и,
перейдя несколько шагов, села у углового стола с альбомами.
– Я не совсем понимаю значение ваших слов, – сказал он, подавая ей чашку.
Она взглянула на диван подле себя, и он тотчас же сел.
– Да, я хотела сказать вам, – сказала она, не глядя на него. – Вы дурно поступили,
дурно, очень дурно.
– Разве я не знаю, что я дурно поступил? Но кто причиной, что я поступил так?
– Зачем вы говорите мне это? – сказала она, строго взглядывая на него.
– Вы знаете зачем, – отвечал он смело и радостно, встречая ее взгляд и не спуская глаз.
Не он, а она смутилась.
– Это доказывает только то, что у вас нет сердца, – сказала она. Но взгляд ее говорил,
что она знает, что у него есть сердце, и от этого-то боится его.
– То, о чем вы сейчас говорили, была ошибка, а не любовь.
– Вы помните, что я запретила вам произносить это слово, это гадкое слово, –
вздрогнув, сказала Анна; но тут же она почувствовала, что одним этим словом: запретила
она показывала, что признавала за собой известные права на него и этим самым поощряла
его говорить про любовь. – Я вам давно это хотела сказать, – продолжала она, решительно
глядя ему в глаза и вся пылая жегшим ее лицо румянцем, – а нынче я нарочно приехала, зная,
что я вас встречу. Я приехала сказать вам, что это должно кончиться. Я никогда ни перед кем
не краснела, а вы заставляете меня чувствовать себя виновною в чем-то.
Он смотрел на нее и был поражен новою духовною красотой ее лица.
– Чего вы хотите от меня? – сказал он просто и серьезно.
– Я хочу, чтобы вы поехали в Москву и просили прощенья у Кити, – сказала она, и
огонек замигал в ее глазах.