Page 98 - Анна Каренина

не отдают даром, как ты. Твой лес я знаю. Я каждый год там бываю на охоте, и твой лес
стоит пятьсот рублей чистыми деньгами, а он тебе дал двести в рассрочку. Значит, ты ему
подарил тысяч тридцать.
– Ну, полно увлекаться, – жалостно сказал Степан Аркадьич, – отчего же никто не
давал?
– Оттого, что у него стачки с купцами; он дал отступного. Я со всеми ими имел дела, я
их знаю. Ведь это не купцы, а барышники. Он и не пойдет на дело, где ему предстоит десять,
пятнадцать процентов, а он ждет, чтобы купить за двадцать копеек рубль.
– Ну, полно! Ты не в духе.
– Нисколько, – мрачно сказал Левин, когда они подъезжали к дому.
У крыльца уже стояла туго обтянутая железом и кожей тележка с туго запряженною
широкими гужами сытою лошадью. В тележке сидел туго налитой кровью и туго
подпоясанный приказчик, служивший кучером Рябинину. Сам Рябинин был уже в доме и
встретил приятелей в передней. Рябинин был высокий, худощавый человек средних лет, с
усами и бритым выдающимся подбородком и выпуклыми мутными глазами. Он был одет в
длиннополый синий сюртук с пуговицами ниже зада и в высоких, сморщенных на щиколках
и прямых на икрах сапогах, сверх которых были надеты большие калоши. Он округло вытер
платком свое лицо и, запахнув сюртук, который и без того держался очень хорошо, с
улыбкой приветствовал вошедших, протягивая Степану Аркадьичу руку, как бы желая
поймать что-то.
– А вот и вы приехали, – сказал Степан Аркадьич, подавая ему руку. – Прекрасно.
– Не осмелился ослушаться приказаний вашего сиятельства, хоть слишком дурна
дорога. Положительно всю дорогу пешком шел, но явился в срок. Константин Дмитрич, мое
почтение, – обратился он к Левину, стараясь поймать и его руку. Но Левин, нахмурившись,
делал вид, что не замечает его руки, и вынимал вальдшнепов. – Изволили потешаться
охотой? Это какие, значит, птицы будут? – прибавил Рябинин, презрительно глядя на
вальдшнепов, – вкус, значит, имеют. – И он неодобрительно покачал головой, как бы сильно
сомневаясь в том, чтоб эта овчинка стоила выделки.
– Хочешь в кабинет? – мрачно хмурясь, сказал Левин по-французски Степану
Аркадьичу. – Пройдите в кабинет, вы там переговорите.
– Очень можно, куда угодно-с, – с презрительным достоинством сказал Рябинин, как
бы желая дать почувствовать, что для других могут быть затруднения, как и с кем обойтись,
но для него никогда и ни в чем не может быть затруднений.
Войдя в кабинет, Рябинин осмотрелся по привычке, как бы отыскивая образ, но, найдя
его, не перекрестился. Он оглядел шкафы и полки с книгами и с тем же сомнением, как и
насчет вальдшнепов, презрительно улыбнулся и неодобрительно покачал головой, никак уже
не допуская, чтоб эта овчинка могла стоить выделки.
– Что ж, привезли деньги? – спросил Облонский. – Садитесь.
– Мы за деньгами не постоим. Повидаться, переговорить приехал.
– О чем же переговорить? Да вы садитесь.
– Это можно, – сказал Рябинин, садясь и самым мучительным для себя образом
облокачиваясь на спинку кресла. – Уступить надо, князь. Грех будет. А деньги готовы
окончательно, до одной копейки. За деньгами остановки не бывает.
Левин, ставивший между тем ружье в шкаф, уже выходил из двери, но, услыхав слова
купца, остановился.
– Задаром лес взяли, – сказал он. – Поздно он ко мне приехал, а то я бы цену назначил.
Рябинин встал и молча с улыбкой поглядел снизу вверх на Левина.
– Оченно скупы, Константин Дмитрич, – сказал он с улыбкой, обращаясь к Степану
Аркадьичу, – окончательно ничего не укупишь. Торговал пшеницу, хорошие деньги давал.
– Зачем мне вам свое даром давать? Я ведь не на земле нашел и не украл.
– Помилуйте, по нынешнему времю воровать положительно невозможно. Все
окончательно по нынешнему времю гласное судопроизводство, все нынче благородно; а не