Page 103 - Идиот

сќехал куда-то три дня спустя после приключения у Настасьи Филипповны и довольно скоро
пропал, так что о нем и всякий слух затих; говорили, что где-то пьет, но неутвердительно.
Князь уехал в Москву; с жильцами было покончено. Впоследствии, когда Варя уже вышла
замуж, Нина Александровна и Ганя переехали вместе с ней к Птицыну, в Измайловский
полк; что же касается до генерала Иволгина, то с ним почти в то же самое время случилось
одно совсем непредвиденное обстоятельство: его посадили в долговое отделение.
Препровожден он был туда приятельницей своей, капитаншей, по выданным ей в разное
время документам, ценой тысячи на две. все это произошло для него совершенным
сюрпризом, и бедный генерал был "решительно жертвой своей неумеренной веры в
благородство сердца человеческого, говоря вообще". Взяв успокоительную привычку
подписывать заемные письма и векселя, он и возможности не предполагал их воздействия,
хотя бы когда-нибудь, все думал, что это так. Оказалось не так. "Доверяйся после этого
людям, выказывай благородную доверчивость!" - восклицал он в горести, сидя с новыми
приятелями, в доме Тарасова, за бутылкой вина и рассказывая им анекдоты про осаду Карса
и про воскресшего солдата. Зажил он, впрочем, отлично. Птицын и Варя говорили, что это
его настоящее место и есть; Ганя вполне подтвердил это. Одна только бедная Нина
Александровна горько плакала втихомолку (что даже удивляло домашних) и, вечно хворая,
таскалась, как только могла чаще, к мужу на свидания в Измайловский полк.
Но со времени "случая с генералом", как выражался Коля, и вообще с самого
замужества сестры, Коля почти совсем у них отбился от рук и до того дошел, что в
последнее время даже редко являлся и ночевать в семью. По слухам, он завел множество
новых знакомств; кроме того, стал слишком известен и в долговом отделении. Нина
Александровна там без него и обойтись не могла; дома же его даже и любопытством теперь
не беспокоили. Варя, так строго обращавшаяся с ним прежде, не подвергала его теперь ни
малейшему допросу об его странствиях; а Ганя, к большому удивлению домашних, говорил
и даже сходился с ним иногда совершенно дружески, несмотря на всю свою ипохондрию,
чего никогда не бывало прежде, так как двадцатисемилетний Ганя естественно не обращал
на своего пятнадцатилетнего брата ни малейшего дружелюбного внимания, обращался с ним
грубо, требовал к нему от всех домашних одной только строгости и постоянно грозился
"добраться до его ушей", что и выводило Колю "из последних границ человеческого
терпения". Можно было подумать, что теперь Коля иногда даже становился необходимым
Гане. Его очень поразило, что Ганя возвратил тогда назад деньги; за это он многое был готов
простить ему.
Прошло месяца три по отќезде князя, и в семействе Иволгиных услыхали, что Коля
вдруг познакомился с Епанчиными и очень хорошо принят девицами. Варя скоро узнала об
этом; Коля, впрочем, познакомился не чрез Варю, а "сам от себя". Мало-по-малу его у
Епанчиных полюбили. Генеральша была им сперва очень недовольна, но вскоре стала его
ласкать "за откровенность и за то, что не льстит". Что Коля не льстил, то это было вполне
справедливо; он сумел стать у них совершенно на равную и независимую ногу, хоть и читал
иногда генеральше книги и газеты, - но он и всегда бывал услужлив. Раза два он жестоко,
впрочем, поссорился с Лизаветой Прокофьевной, обќявил ей, что она деспотка, и что нога
его не будет в ее доме. В первый раз спор вышел из-за "женского вопроса", а во второй раз
из-за вопроса, в которое время года лучше ловить чижиков? Как ни невероятно, но
генеральша на третий день после ссоры прислала ему с лакеем записку, прося непременно
пожаловать; Коля не ломался и тотчас же явился. Одна Аглая была постоянно почему-то не
расположена к нему и обращалась с ним свысока. Ее-то и суждено было отчасти удивить
ему. Один раз, - это было на Святой, - улучив минуту наедине, Коля подал Аглае письмо,
сказав только, что ведено передать ей одной, Аглая грозно оглядела "самонадеянного
мальчишку", но Коля не стал ждать и вышел. Она развернула записку и прочла:
"Когда-то вы меня почтили вашею доверенностью. Может быть, вы меня совсем теперь
позабыли. Как это так случилось, что я к вам пишу? Я не знаю; но у меня явилось
неудержимое желание напомнить вам о себе и именно вам. Сколько раз вы все три бывали