Page 105 - Идиот

перемена: все платье было другое, сшитое в Москве и хорошим портным; но и в платье был
недостаток: слишком уж сшито было по моде (как и всегда шьют добросовестные, но не
очень талантливые портные) и сверх того на человека, нисколько этим не интересующегося,
так что при внимательном взгляде на князя слишком большой охотник посмеяться, может
быть, и нашел бы чему улыбнуться. Но мало ли отчего бывает смешно?
Князь взял извозчика и отправился на Пески. В одной из Рождественских улиц он скоро
отыскал один небольшой деревянный домик. К удивлению его, этот домик оказался
красивым на вид, чистеньким, содержащимся в большом порядке, с палисадником, в котором
росли цветы. Окна на улицу были отворены, и из них слышался резкий, непрерывный говор,
почти крик, точно кто-нибудь читал вслух или даже говорил речь; голос прерывался изредка
смехом нескольких звонких голосов. Князь вошел во двор, поднялся на крылечко и спросил
господина Лебедева.
- Да вон они, - отвечала отворившая дверь кухарка с засученными по локоть рукавами,
ткнув пальцем в "гостиную", В этой гостиной, обитой темноголубого цвета бумагой и убран
ной чистенько и с некоторыми претензиями, то-есть с круглым столом и диваном, с
бронзовыми часами под колпаком, с узеньким в простенке зеркалом и с стариннейшею
небольшою люстрой со стеклышками, спускавшеюся на бронзовой цепочке с потолка,
посреди комнаты стоял сам господин Лебедев, спиной к входившему князю, в жилете, но без
верхнего платья, по-летнему, и, бия себя в грудь, горько ораторствовал на какую-то тему.
Слушателями были: мальчик лет пятнадцати, с довольно веселым и неглупым лицом и с
книгой в руках, молодая девушка лет двадцати, вся в трауре и с грудным ребенком на руках,
тринадцатилетняя девочка, тоже в трауре, очень смеявшаяся и ужасно разевавшая при этом
рот и наконец один чрезвычайно странный слушатель, лежавший на диване малый лет
двадцати, довольно красивый, черноватый, с длинными, густыми волосами, с черными
большими глазами, с маленькими поползновениями на бакенбарды и бородку. Этот
слушатель, казалось, часто прерывал и оспаривал ораторствовавшего Лебедева; тому-то,
вероятно, и смеялась остальная публика.
- Лукьян Тимофеич, а Лукьян Тимофеич! Вишь ведь! Да глянь сюда!.. Ну, да пусто бы
вам совсем!
И кухарка ушла, махнув руками и рассердившись так, что даже вся покраснела.
Лебедев оглянулся и, увидев князя, стоял некоторое время как бы пораженный громом,
потом бросился к нему с подобострастною улыбкой, но на дороге опять как бы замер,
проговорив впрочем:
- Си-си-сиятельнейший князь!
Но вдруг, все еще как бы не в силах добыть контенансу, оборотился и, ни с того, ни с
сего, набросился сначала на девушку в трауре, державшую на руках ребенка, так что та даже
несколько отшатнулась от неожиданности, но тотчас же, оставив ее, накинулся на
тринадцатилетнюю девочку, торчавшую на пороге в следующую комнату и продолжавшую
улыбаться остатками еще недавнего смеха. Та не выдержала крика и тотчас же дала стречка
в кухню; Лебедев даже затопал ей вслед ногами, для пущей острастки, но встретив взгляд
князя, глядевшего с замешательством, произнес в обќяснение:
- Для… почтительности, хе-хе-хе!
- Вы все это напрасно… - начал было князь.
- Сейчас, сейчас, сейчас… как вихрь!
И Лебедев быстро исчез из комнаты. Князь посмотрел в удивлении на девушку, на
мальчика и на лежавшего на диване; все они смеялись. Засмеялся и князь.
- Пошел фрак надеть, - сказал мальчик.
- Как это все досадно, - начал было князь, - а я было думал… скажите, он…
- Пьян, вы думаете? - крикнул голос с дивана; - ни в одном глазу! Так разве рюмки три,
четыре, ну пять каких-нибудь есть, да это уж что ж, - дисциплина.
Князь обратился было к голосу с дивана, но заговорила девушка и с самым
откровенным видом на своем миловидном лице сказала: