Page 132 - Идиот
P. 132

будет этакой гостеприимен?
                     - Но вы, кажется, с ним в весьма хороших отношениях?
                     - По-братски и принимаю за шутку; пусть мы свояки: мне что, - больше чести. Я в нем
               даже и сквозь двухсот персон и тысячелетие России замечательнейшего человека различаю.
               Искренно  говорю-с.  Вы,  князь,  сейчас  о  секретах  заговорили-с,  будто  бы,  то-есть,  я
               приближаюсь точно секрет сообщить желаю, а секрет как нарочно и есть: известная особа
               сейчас дала знать, что желала бы очень с вами секретное свидание иметь.
                     - Для чего же секретное? Отнюдь. Я у ней буду сам, хоть сегодня.
                     - Отнюдь,  отнюдь  нет,  -  замахал  Лебедев,  -  и  не  того  боится,  чего  бы  вы  думали.
               Кстати:  изверг ровно каждый день приходит о здоровьи вашем наведываться, известно ли
               вам?
                     - Вы что-то очень часто извергом его называете, это мне очень подозрительно.
                     - Никакого подозрения иметь  не  можете, никакого,  -  поскорее отклонил  Лебедев,  -  я
               хотел  только  обќяснить,  что  особа  известная  не  его,  а  совершенно  другого  боится,
               совершенно другого.
                     - Да  чего  же,  говорите  скорей,  -  допрашивал  князь  с  нетерпением,  смотря  на
               таинственные кривляния Лебедева.
                     - В том и секрет.
                     И Лебедев усмехнулся.
                     - Чей секрет?
                     - Ваш  секрет.  Сами  вы  запретили  мне,  сиятельнейший  князь,  при  вас  говорить…  -
               пробормотал  Лебедев,  и,  насладившись  тем,  что  довел  любопытство  своего  слушателя  до
               болезненного нетерпения, вдруг заключил: - Аглаи Ивановны боится.
                     Князь поморщился и с минуту помолчал.
                     - Ей богу, Лебедев я брошу вашу дачу, - сказал он вдруг. - Где Гаврила Ардалионович и
               Птицыны? У вас? Вы их тоже к себе переманили.
                     - Идут-с,  идут-с.  И  даже генерал  вслед за  ними.  Все  двери отворю и  дочерей  созову
               всех,  всех,  сейчас,  сейчас,  -  испуганно шептал  Лебедев,  махая  руками  и  кидаясь от одной
               двери к другой.
                     В эту минуту Коля появился на террасе, войдя с улицы, и обќявил, что вслед за ним
               идут гости, Лизавета Прокофьевна с тремя дочерьми.
                     - Пускать  или  не  пускать  Птицыных  и  Гаврилу  Ардалионовича?  Пускать  или  не
               пускать генерала? - подскочил Лебедев, пораженный известием.
                     - Отчего же нет? Всех, кому угодно! Уверяю вас, Лебедев, что вы что-то не так поняли
               в моих отношениях в самом начале; у вас тут какая-то беспрерывная ошибка. Я не имею ни
               малейших  причин  от  кого-нибудь  таиться  и  прятаться,  -  засмеялся  князь.  Глядя  на  него,
               почел за долг засмеяться и Лебедев. Лебедев, несмотря на свое чрезвычайное волнение, был
               тоже видимо чрезвычайно доволен.
                     Епанчины узнали о болезни князя и о том, что он в Павловске, только сейчас, от Коли,
               до  того  же  времени  генеральша  была  в  тяжелом  недоумении.  Еще  третьего  дня  генерал
               сообщил своему семейству карточку князя; эта карточка возбудила в Лизавете Прокофьевне
               уверенность, что и сам князь прибудет в Павловск для свидания с ними немедленно вслед за
               этою карточкой. Напрасно девицы уверяли, что человек, не писавший полгода, может быть,
               далеко не будет так тороплив и теперь, и что, может быть, y него и без них много хлопот в
               Петербурге, - почем знать его дела? Генеральша решительно осердилась на эти замечания и
               готова была биться об заклад, что князь явится по крайней мере на другой же день, хотя "это
               уже будет и поздно". На другой день она прождала целое утро; ждали к обеду, к вечеру, и
               когда  уже  совершенно  смерклось,  Лизавета  Прокофьевна  рассердилась  на  все  и
               перессорилась со всеми, разумеется, в мотивах ссоры ни слова не упоминая о князе. Ни слова
               о  нем  не  было  упомянуто  и  во  весь  третий  день.  Когда  у  Аглаи  сорвалось  невзначай  за
               обедом, что maman сердится, потому что князь не едет, на что генерал тотчас же заметил, что
               "ведь он в этом не виноват", - Лизавета Прокофьевна встала и во гневе вышла из-за стола.
   127   128   129   130   131   132   133   134   135   136   137