Page 136 - Идиот

- Ведь это Гаврила Ардалионович вышел? - спросила она вдруг, как любила иногда
делать, громко, резко, прерывая своим вопросом разговор других и ни к кому лично не
обращаясь.
- Он, - ответил князь.
- Едва узнала его. Он очень изменился и… гораздо к лучшему.
- Я очень рад за него, - сказал князь.
- Он был очень болен, - прибавила Варя с радостным соболезнованием.
- Чем это изменился к лучшему? - в гневливом недоумении и чуть не перепугавшись,
спросила Лизавета Прокофьевна, - откуда взяла? Ничего нет лучшего. Что именно тебе
кажется лучшего?
- Лучше "рыцаря бедного" ничего нет лучшего! - провозгласил вдруг Коля, стоявший
все время у стула Лизаветы Прокофьевны.
- Это я сам тоже думаю, - сказал князь Щ. и засмеялся.
- Я совершенно того же мнения, - торжественно провозгласила Аделаида.
- Какого "рыцаря бедного"? - спрашивала генеральша, с недоумением и досадой
оглядывая всех говоривших, но увидев, что Аглая вспыхнула, с сердцем прибавила: - Вздор
какой-нибудь! Какой такой "рыцарь бедный"?
- Разве в первый раз мальчишке этому, фавориту вашему, чужие слова коверкать! - с
надменным негодованием ответила Аглая.
В каждой гневливой выходке Аглаи (а она гневалась очень часто), почти каждый раз,
несмотря на всю видимую ее серьезность и неумолимость, проглядывало столько еще
чего-то детского, нетерпеливо школьного и плохо припрятанного, что не было возможности
иногда, глядя на нее, не засмеяться, к чрезвычайной, впрочем, досаде Аглаи, не понимавшей
чему смеются, и "как могут, как смеют они смеяться". Засмеялись и теперь сестры, князь Щ.,
и даже улыбнулся сам князь Лев Николаевич, тоже почему-то покрасневший. Коля хохотал и
торжествовал. Аглая рассердилась не на шутку и вдвое похорошела. К ней чрезвычайно шло
ее смущение, и тут же досада на самое себя за это смущение.
- Мало он ваших-то слов перековеркал, - прибавила она.
- Я на собственном вашем восклицании основываюсь! - прокричал Коля. - Месяц назад
вы Дон-Кихота перебирали и воскликнули эти слова, что нет лучше "рыцаря бедного". Не
знаю, про кого вы тогда говорили: про Дон-Кихота или про Евгения Павлыча, или еще про
одно лицо, но только про кого-то говорили, и разговор шел длинный…
- Ты, я вижу, уж слишком много позволяешь себе, мой милый, с своими догадками, - с
досадой остановила его Лизавета Прокофьевна.
- Да разве я один? - не умолкал Коля: - все тогда говорили, да и теперь говорят; вот
сейчас князь Щ. и Аделаида Ивановна и все обќявили, что стоят за "рыцаря бедного", стало
быть, "рыцарь-то бедный" существует и непременно есть, а по-моему, если бы только не
Аделаида Ивановна, так все бы мы давно уж знали, кто такой "рыцарь бедный".
- Я-то чем виновата, - смеялась Аделаида.
- Портрет не хотели нарисовать - вот чем виноваты! Аглая Ивановна просила вас тогда
нарисовать портрет "рыцаря бедного" и рассказала даже весь сюжет картины, который сама
и сочинила, помните сюжет-то? Вы не хотели…
- Да как же бы я нарисовала, кого? По сюжету выходит, что этот "рыцарь бедный" С
лица стальной решетки Ни пред кем не подымал. Какое же тут лицо могло выйти? Что
нарисовать: решетку? Аноним?
- Ничего не понимаю, какая там решетка! - раздражалась генеральша, начинавшая
очень хорошо понимать про себя, кто такой подразумевался под названием (и, вероятно,
давно уже условленным) "рыцаря бедного". Но особенно взорвало ее, что князь Лев
Николаевич тоже смутился и наконец совсем сконфузился, как десятилетний мальчик. - Да
что, кончится или нет эта глупость? Растолкуют мне или нет этого "рыцаря бедного"? Секрет
что ли какой-нибудь такой ужасный, что и подступиться нельзя?
Но все только продолжали смеяться.