Page 144 - Идиот
P. 144

наконец  вклеить  князю,  чрезвычайно  пораженному  таким  началом,  -  то  говорю  вам,
               пойдемте  сейчас  в  другую  комнату,  а  о  вас  всех,  повторяю  вам,  сию  минуту  только
               услышал…
                     - Но  права  не  имеете,  права  не  имеете,  права  не  имеете!..  ваших  друзей…  Вот!..  -
               залепетал  вдруг  снова  Бурдовский,  дико  и  опасливо  осматриваясь  кругом  и  тем  более
               горячась, чем больше не доверял и дичился, - вы не имеете права! - и, проговорив это, резко
               остановился,  точно  оборвал,  и  безмолвно  выпучив  близорукие,  чрезвычайно  выпуклые  с
               красными  толстыми  жилками  глаза,  вопросительно  уставился  на  князя,  наклонившись
               вперед всем своим корпусом. На этот раз князь до того удивился, что и сам замолчал и тоже
               смотрел на него выпучив глаза и ни слова не говоря.
                     - Лев Николаевич! - позвала вдруг Лизавета Прокофьевна: - вот прочти это сейчас, сию
               же минуту, это прямо до твоего дела касается.
                     Она торопливо протянула ему одну еженедельную газету из юмористических и указала
               пальцем  статью.  Лебедев,  когда  еще  входили  гости,  подскочил  сбоку  к  Лизавете
               Прокофьевне,  за  милостями  которой  ухаживал,  и  ни  слова  не  говоря,  вынув  из  бокового
               своего кармана эту газету, подставил ей прямо на глаза, указывая отчеркнутый столбец. То,
               что уже успела прочесть Лизавета Прокофьевна, поразило и взволновало ее ужасно.
                     - Не лучше ли, однако, не вслух, - пролепетал князь, очень смущенный, - я бы прочел
               один… после…
                     - Так  прочти  же  лучше  ты,  читай  сейчас,  вслух!  вслух!  -  обратилась  Лизавета
               Прокофьевна к Коле, с нетерпением выхватив из рук князя газету, до которой тот едва еще
               успел дотронуться: - всем вслух, чтобы каждому было слышно.
                     Лизавета  Прокофьевна  была  дама  горячая  и  увлекающаяся,  так  что  вдруг  и  разом,
               долго не думая, подымала иногда все якоря и пускалась в открытое море, не справляясь с
               погодой. Иван Федорович с беспокойством пошевелился. Но покамест все в первую минуту
               поневоле  остановились  и  ждали  в  недоумении,  Коля  развернул  газету  и  начал  вслух,  с
               показанного ему подскочившим Лебедевым места:
                     "Пролетарии  и  отпрыски,  эпизод  из  дневных  и  вседневных  грабежей!  Прогресс!
               Реформа!  Справедливость!"  "Странные  дела  случаются  на  нашей,  так  называемой  святой
               Руси, в наш век реформ и компанейских инициатив, век национальности и сотен миллионов,
               вывозимых  каждый  год  за  границу,  век  поощрения  промышленности  и  паралича  рабочих
               рук! и т. д. и т. д., всего не перечтешь, господа, а потому прямо к делу. Случился странный
               анекдот с одним из отпрысков миновавшего помещичьего нашего барства (de profundis!), из
               тех,  впрочем, отпрысков,  которых  еще  деды проигрались окончательно  на  рулетках,  отцы
               принуждены были служить в юнкерах и поручиках и по обыкновению умирали под судом за
               какой-нибудь невинный прочет в казенной сумме, а дети которых, подобно герою нашего
               рассказа, или растут идиотами, или попадаются даже в уголовных делах, за что, впрочем, в
               видах назидания и исправления, оправдываются присяжными; или наконец кончают тем, что
               отпускают один из тех анекдотов, которые дивят публику и позорят и без того уже довольно
               зазорное  время  наше.  Наш  отпрыск,  назад  тому  сполгода,  обутый  в  штиблеты
               по-иностранному и дрожа в ничем не подбитой шинелишке, воротился зимой в Россию из
               Швейцарии, где лечился от идиотизма (sic!). Надо признаться, что ему везло-таки счастье,
               так что он, уж и не говоря об интересной болезни своей, от которой лечился в Швейцарии
               (ну  можно  ли  лечиться  от  идиотизма,  представьте  себе  это?!!),  мог  бы  доказать  собою
               верность  русской  пословицы:  "известному  разряду  людей  -  счастье!"  Рассудите  сами:
               оставшись еще грудным ребенком по смерти отца, говорят, поручика, умершего под судом за
               внезапное исчезновение в картишках всей ротной суммы, а может быть, и за пересыпанную с
               излишком  дачу  розог  подчиненному  (старое-то  время  помните,  господа!),  наш  барон  взят
               был из милости на воспитание одним из очень богатых русских помещиков. Этот русский
               помещик,  -  назовем  его  хоть  П.,  владетель  в  прежнее  золотое  время  четырех  тысяч
               крепостных  душ  (крепостные  души!  понимаете  ли  вы,  господа,  такое  выражение?  Я  не
               понимаю. Надо справляться с толковым словарем:  "свежо предание, а верится с трудом"),
   139   140   141   142   143   144   145   146   147   148   149